Золотое дерево - Розалинда Лейкер

Она закрыла окно. Тоска по Николя с новой силой охватила Габриэль. Как она и предполагала, жажда видеть его овладели ею сразу же, как только карста въехала на холмы предместья Фурвьер и вдали показались очертания Лиона. У нее было такое чувство, будто Николя ждет ее там, в городе, будто стоит ей только добраться до улицы Ла Круа, как он бросится к ней с распростертыми объятиями. Мечты, мечты… А на деле скорее всего он чувствует себя глубоко оскорбленным, и их встреча, пожалуй, будет исполнена взаимных упреков и обид. Выражение глаз Николя в момент их прощания до сих пор преследовало Габриэль. И все же она ощущала в своей душе уверенность, что никакие взаимные счеты и обиды не смогут помешать им навсегда соединить судьбы, не смогут уничтожить их любовь. В отличие от других шелкопромышленников, Габриэль была убеждена, что Николя сможет восстановить Дом Дево на прежнем месте. Любовь к шелку, увлеченность своим делом были в крови Николя, и этим он походил на саму Габриэль, посвятившую шелку всю свою жизнь.

Она медленно обошла всю гостиную, высвечивая ее уголки высоко поднятой над головой свечой. Вот здесь, под этой люстрой с хрустальными подвесками, похожей на застывшие брызги водопада, было оглашено завещание ее отца, и Габриэль узнала, что Дом Рошей переходит к ней в опеку до совершеннолетия ее сына. Габриэль испытывала теперь стыд за то, что работала в последнее время спустя рукава, позволяя разворовывать наследство Андрэ. Но она ничего не могла поделать с собой, ее душу терзали угрызения совести, она винила себя в смерти Эмиля и чуть сама не умерла от отчаянья. Но душевная смута могла привести к потере состояния, к утрате ее сыном наследственных прав. Нет, больше она не позволит себе так раскисать. Она вернулась в Лион для того, чтобы взять все дела под жесткий контроль, и теперь ни двойная игра Анри, ни экономические трудности не помешают ей сделать Дом Рошей процветающим и богатым, чтобы Андрэ, вступая в свои наследственные права, гордился семейным делом и своей матерью.

Внезапно Габриэль остановилась. В голове у нее мелькнуло какое-то смутное воспоминание, воспоминание, связанное одновременно с ее отцом и Анри. Она представила себе Доминика, сидящего за большим рабочим столом, который теперь принадлежал Анри. Однажды, еще будучи ребенком, она вошла в кабинет отца в тот момент, когда он разыскивал какие-то бумаги, запропастившиеся куда-то. Он не заметил, как она вошла. Когда же отец поднял голову и увидел, что Габриэль, посланная к нему с каким-то поручением, стоит перед ним, он пришел в сильный гнев, вскочил из-за стола, вытолкал девочку за дверь и запер ее за ней. И хотя Габриэль привыкла к тому, что он постоянно третировал ее, досадовал и злился без всякой причины, ей все-таки показалось странным поведение отца. И теперь вдруг догадка осенила ее, она поняла, где должна искать улики против Анри.

Габриэль почти бегом бросилась к кабинету брата. Дверь была заперта на ключ, однако это не остановило ее, в доме обычно один и тот же ключ подходил к разным замкам. Достав связку своих ключей, Габриэль начала искать подходящий и уже с третьей попытки открыла дверь. Поставив подсвечник на стол, она уселась в просторное кресло, сделанное на заказ, поскольку ее отец был грузным человеком. Выдвинув маленький ящик в середине, она отставила его в сторону, на стол, вспомнив, что он стоял здесь в тот памятный день. Затем она сунула руку в образовавшееся отверстие и через несколько секунд нащупала замочек секретного ящика. Габриэль нажала на механизм, и ящик мгновенно выдвинулся вперед с легким шумом. Тусклый свет свечи падал на его содержимое, здесь были аккуратно сложенные стопки документов, подшитые и перевязанные. Чувствуя легкую дрожь в руках, Габриэль начала разбирать бумаги. Это было то, что она искала. Документы свидетельствовали о том, что Анри вскоре после того, как Дом Рошей перешел в руки сестры, открыл свою собственную ткацкую фабрику в пригороде Лиона. С тех самых пор он утаивал от нее заказы, воровал сырье и использовал принадлежащие Дому Рошей узоры. Даже в те трудные времена, когда ткачи Габриэль оставались без работы, у Анри было все, что нужно, потому что он действовал по тому же принципу, что и закройщица, о мошеннических проделках которой мадам Хуанвиль рассказывала Элен. Анри нанес Дому Рошей колоссальный ущерб. Просматривая счета его фабрики, Габриэль пришла в ужас, но не финансовые потери были причиной этого. Габриэль расстроил сам факт того, что ее собственный брат пошел на такое преступление.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился Анри с перекошенным от гнева лицом. На нем был халат, накинутый на ночную рубашку. Габриэль сразу поняла, что он может применить против нее силу. Анри не владел собой.

— Ах ты сука, вечно сующая нос в чужие дела! — и с этими словами Анри бросился на сестру. Габриэль вскочила и хотела бежать, но наступила на подол своей ночной рубашки, пошатнулась и упала на стол. Анри охватил ее за горло и начал бешено трясти, Габриэль захрипела, задыхаясь, не в силах кричать. Анри орал на нее не своим голосом, не помня себя от бешенства. Она пыталась разжать его руки, но он вцепился в ее горло мертвой хваткой. Габриэль начала шарить рукой по столу, пока ее пальцы не коснулись серебряного чернильного прибора. Ей удалось ухватиться за него и подбросить вверх, чернила потекли по ее руке, несколько брызг упало на лицо Анри, но прибор был слишком тяжелым, Габриэль не сумела удержать его, и он с шумом упал на пол. Силы Габриэль иссякали, она чувствовала боль в горле, ей нечем было дышать.

— Анри! — раздался дикий вопль Ивон, появившейся на пороге кабинета.

Анри сразу же выпустил Габриэль из рук, и та рухнула на пол. Затем он сам упал в кресло, опустил голову и разрыдался. Габриэль почувствовала, что Ивон подняла ее голову и помогла ей восстановить дыхание, затем она, подложив под голову золовки подушки, опрометью выбежала за дверь в развевающейся ночной рубашке, путаясь в полах длинного халата. Ивон, по всей видимости, спешила призвать на помощь Элен, покои которой находились слишком далеко, и потому она не могла слышать дикого рева Анри, душившего Габриэль в припадке бешенства. Со стороны кухни появились встревоженные слуги, разбуженные шумом ссоры. Элен, мгновенно проснувшаяся и устремившаяся на помощь Габриэль, остановилась на секунду по пути в кабинет Анри и махнула рукой слугам, одетым в ночные рубашки и чем-то похожим на детей, приказывая им вернуться к себе в комнаты.

— Все в порядке, — поспешно успокоила она их.

— Возвращайтесь к себе и ложитесь спать.

Вбежав в кабинет, она сразу же бросилась к распростертой на полу Габриэль и опустилась рядом с ней на колени. Элен растерла виски золовки носовым платком, пропитанным лавандой, флакон с которой она захватила с собой. Волосы Габриэль были забрызганы чернилами, чернильные пятна виднелись на ее халате и ночной рубашке, а на полу скрипел рассыпанный песок. Ивон тем временем налила в стакан коньяка, который Анри всегда держал в своем кабинете, и подала его Элен. Та поднесла стакан к губам Габриэль.

— Налей побольше коньяка для Анри, — распорядилась Элен. — Думаю, ему это не помешает.

Анри залпом осушил стакан и протянул его жене, чтобы она вновь наполнила его до краев. Она выполнила его молчаливую просьбу, хотя на ее лице появилось выражение брезгливости.