Endgame. Ключ Неба - Джеймс Фрей

Так мы их застанем врасплох.

– Откуда ты знаешь, что они собираются в храм?

– Не знаю, но предполагаю. – Маккавея это уже изрядно бесит. Он не понимает, почему Байцахан так мало знает о своей древней истории, о Создателях, о происхождении человечества. – Это Последняя Игра, Байцахан, – пытается объяснить он. – А здесь находился величайший из городов, построенных Создателями.

– Для чего?

– Ты что, правда, не знаешь?

– Нет.

– Чтобы навещать нас. Учить нас. Преображать нас. И чтобы им было откуда стартовать обратно в космос.

– Мне не нравится об этом думать.

– Как хочешь. Давай тогда займемся тем, о чем тебе нравится думать.

– Да-а-а-а…

Маккавей кладет сферу в рюкзак и выбирается наружу. Оглядывает взглядом кузов машины. Жирная черная муха вьется над пятном крови, оставшимся от тела наемника Тлалоков.

Муха жужжит.

Кормится.

Маккавей расстегивает черный вещевой мешок. Открывает его.

Муха улетает. В мешке – оружие. Новенькое. Идеальное.

Готовое к бою. Маккавей и Байцахан отлично оснащены. У каждого – по античному клинку, выкованному еще в древности. Клинки принадлежали сотням Игроков до них и в общей сложности унесли 7834 жизни. У каждого за ремнем – «Глок-20», у каждого в руках – HK G36. У каждого есть параболический микрофон с радиусом действия в 200 метров. Один динамик Маккавей отдает Байцахану, другой оставляет себе. Они включают оборудование. Проверяют микрофон.

– Раз-два, раз-два.

Все работает.

Они оставляют грузовик, низко пригибаются и начинают охоту.

Яго, Сара и Ренцо подходят к руинам с юго-востока, так, что справа от них оказывается пирамида Акапана. Там и сям валяются огромные резные камни, словно разбросанные великаном. Все, кроме неба и облаков, окрашено в различные оттенки красного, охряного и серо-желтого.

– Жаль, что сейчас не лето, – вздыхает Яго. – Летом тут все зеленое. И повсюду – яркие желтые цветы.

Сара хотела бы это увидеть.

Они идут дальше и доходят до развалин старого храма.

Стены его сложены из красных треугольников и квадратов. Игроки приближаются к месту, где стены сходятся под углом и достигают в высоту всего семи футов. Яго убирает пистолет в кобуру, хватается за край камня и карабкается вверх, гибкий, как кошка. Сара и Ренцо следуют его примеру: Сара – изящно, а Ренцо – с большими усилиями.

Сара ожидает, что с другой стороны стена будет столь же высока, но до земли всего несколько дюймов. Это скорее опорная конструкция, чем перегородка.

Они оказываются на углу широкого двора: 425 футов – с востока на запад и 393 – с севера на юг. Ровная земляная площадка, покрытая тонким слоем красной пыли. Повсюду виднеются отпечатки ног туристов и гидов, а также отпечатки лап мелких животных, наводняющих это место по ночам. Справа – каменная статуя, окруженная низким заборчиком: мужчина с резкими чертами лица, ноги вместе, руки сложены на животе, голова покрыта шапкой.

– Монолит Эль Фрайле, или Монолит Понсе, – указывает на него Яго. – А это, – он обводит рукой двор, с небольшим углублением в центре, – это Каласасайя. Главный храм и место встречи древних людей и Создателей.

Сара делает несколько шагов вперед.

– Впечатляющее зрелище, Яго. У Кахокии нет ничего подобного. За исключением нескольких курганов, все разграблено, погребено под землей или попросту уничтожено. «Уничтожено, – думает Яго, вспоминая историю Кахокии. – Уничтожено и забыто в наказание за дерзость. Вот только это не дерзость, а храбрость».

Яго пожимает плечами. Сейчас не стоит поднимать эту тему. – В подметки не годится Великой белой пирамиде и другим чудесам света, но да, очень впечатляет.

Ренцо поворачивается к северу.

– Пойдем. Нет времени на лекции о древней архитектуре.

Яго ничего не остается, кроме как кивнуть и двинуться вслед за ним через двор. Сара провожает его взглядом.

– Пойдем, – говорит ольмек. – К Солнечным Вратам.

Маккавей и Байцахан падают в грязь и ползут вперед по канаве.

– Не думаю, что они нас видят, – говорит Байцахан.

– Да. Иначе мы бы уже дрались.

Байцахан кладет винтовку на боевую позицию. Смотрит через прицел.

– Раз, два, три, готово. Та-та-та. Победа.

Маккавей вдавливает ствол его винтовки в грязь.

– Не сейчас.

– Ладно, – надувает щеки Байцахан. – Но когда-нибудь мы поступим по-моему.

– Спокойствие, – говорит Маккавей, понимая, что это все равно что призывать к спокойствию торнадо. – Мы должны увидеть то, что увидят они. – Он включает параболический микрофон, установленный на прицеле винтовки. – И услышать то, что услышат они.

Индия, Сикким, Долина Вечной Жизни, подземный ход

Воздух теплый и сырой. Земляные стены совсем близко, потолок нависает над головой, пол неровный.

Эшлинг проходит 54 шага. На уровне ее лодыжек вдоль стены тянутся три трубы. От труб исходит тепло. В стену через каждые 15 футов вмонтированы маленькие лампочки, сияющие приятным оранжевым светом. Эшлинг вступает в круг света и видит в грязи многочисленные отпечатки ног.

Среди них есть и свежие.

Нога маленького размера, обута в ботинки на гладкой подошве.

Шаг легкий. И, судя по всему, торопливый.

Эшлинг ускоряет ход. Может быть, это как раз Шари Чопра.

Тоннель сворачивает налево, и открывается большой зал. Левая стена высечена прямо в горе, и скальная порода вдается в зал на 12 футов. У дальней стены виднеется сплетение труб, клапанов и вентилей. Должно быть, это какая-то станция, обеспечивающая крепости тепло, воду, выход к канализации. По правую руку – открытое пространство. Если хараппанка остановилась и ждет в засаде, у Эшлинг будут проблемы. Она это понимает, и женщина, которую она преследует, – тоже. Эшлинг пригибается и продолжает двигаться, хотя уже не так быстро. Проходит дальше. Видит еще больше труб, оплетающих дальнюю стену. Яркую флуоресцентную лампу на потолке. И никаких следов женщины, которую она преследует.

Эшлинг доходит до конца тоннеля. Осматривается, изучая зал.

Ищет цель. Готовится к выстрелу.

Никого нет.

Тупик.

– Она не вышла на поверхность? – спрашивает Эшлинг по рации.

– Нет. Ничего не вижу, – отвечает Джордан.