Анна Петровна. Привенчанная цесаревна - Нина Молева

— Правда, ваше высочество, в тот же день, не знаю, чьими стараниями, указ был изменен в том смысле, что мы оба с Таннауэром были оставлены в диспозиции Кабинета, но для выполнения всяких подручных работ. От былого положения придворного живописца не осталось и следа. Теперь мне полагалось на каждый заказ выписывать необходимые материалы — краски, кисти, полотно, даже рисовальный уголь и отчитываться в каждой потраченной копейке.

— Вы и сейчас находитесь в таком положении, мой мастер?

— Да, ваше высочество. Заказов на портреты нет никаких.

— Но что ещё вас заботит, мой мастер. Я чувствую, вы чего-то не договариваете. В ваших глазах, голосе тревога. И ваш дворник у ворот так явственно испугался моего приезда.

— О, ничего такого, что могло бы занимать ваше внимание, ваше высочество.

— Но я настаиваю, мой мастер.

— Вы вынуждаете меня к совершенно излишней откровенности, ваше высочество.

— Да, такова моя воля. И — вам надлежит слушать дочь своего государя. По-прежнему любимого, как я надеюсь.

— Величайшего, ваше высочество. Речь идёт о том, что по возвращении моём с братом из Италии государь Пётр Алексеевич распорядился дать мне вот этот самый двор у Синего моста и построить на нём мастерскую.

— В которой мы сейчас находимся, не правда ли? Я не знаю других подобных, но эта мастерская кажется мне очень импозантной. Вы довольны ею, мой мастер?

— Ещё бы, ваше высочество. Но здесь есть одно «но».

— Какое же?

— Государь устно распорядился дать мне двор и построить мастерскую. Письменного распоряжения нет, и по своему новому бесправному положению я боюсь лишиться и того, и другого.

— У вас есть какие-то основания для беспокойства?

— К сожалению, и очень реальные. У меня уже спрашивали о необходимых документах. Правда, пока намёком, но это плохой признак. Мастерская — это всё, что у меня есть.

— И ещё ваш московский дом. Но он далеко, и вам вряд ли удастся в нём бывать, не то что жить.

— Да, на Тверской улице.

— В приходе Ильи Пророка.

— Вы знаете даже такие подробности, ваше высочество?

— И ещё то, что он соседствует в межах с домом Строганова, не правда ли? Меня веселит ваше изумление, мой мастер.

— И здесь вы не ошиблись, ваше высочество.

— И вы поддерживаете добрые отношения с вашими московскими соседями. Вы, кажется, писали персоны всего их семейства? И очень удачно. Во всяком случае, цесаревне Елизавете Петровне довелось видеть в вашей мастерской портрет Сергея Григорьевича Строганова, писанный французским манером. Она очень его хвалила. Вы ведь его только что кончили?

— Да, ваше высочество. Барон Сергей Григорьевич счёл возможным заказать свою персону у опального живописца.

— Вы забываете, мой мастер, Сергей Григорьевич сам может быть с полным основанием назван опальным придворным. Он удалился от двора. И государыне представляло немало труда пригласить его на любой придворный праздник, тогда как старший его брат вообще их откровенно избегает. Кстати, вы никогда не писали портрета Александра Григорьевича?

— Писал, ваше высочество, и тоже сравнительно недавно. Строгановы — единственное знатное семейство, которое не думает нужным считаться с придворными рифами и мелями.

— Мой мастер, они слишком богаты, чтобы снисходить до возни придворных страстей. Государь много раз говорил, сколь многим он обязан Строгановым в чисто материальном смысле и как бережно следует с ними обходиться. Он дарил всё их семейство симпатией и доверием, которое все они безусловно заслуживают. Но — у вас нет здесь хотя бы эскиза портрета Александра Григорьевича? Я хочу взять с собой в Голштинию небольшую галерею портретов моих здешних друзей.

— К сожалению, нет, ваше высочество. Но если бы вы захотели такой портрет иметь, я бы решился попросить барона разрешить сделать копию.

— О, ни под каким видом! И вообще, меня устроил бы гораздо меньший размер. Я ещё не представляю себе своих апартаментов в Киле.

— Как это грустно, что вас больше не будет в Петербурге, ваше высочество. Мы все так надеялись...

— Не продолжайте, мой мастер! Ради Бога, не продолжайте. У немцев есть хорошая поговорка: не надо вызывать волка из леса. А портрет, совсем маленький портрет...

— Я успею его вам доставить до вашего отъезда, ваше высочество.

* * *

Цесаревна Анна Петровна, В. Н. Зотов

— Что и говорить: мало кто пришёл апшид сложить былой старшей цесаревне. С глаз долой — из сердца вон. Хотя бы так. А то и на глазах ещё была, уже отвернулись, уже дела свои без герцогини Голштинской делать стали. Потому так и удивилась, когда о генерал-майоре Василии Никитиче Зотове доложили. Он-то откуда, он почему?

Знала, старший сынок Никиты Моисеевича, первого учителя государя батюшки. Нечасто государь для цесаревны время находил. О прошлом вспоминать не любил. А вот о Никите Моисеевиче толковал, и не один раз, как по его просьбе ей учителей отыскивал.

Читать-писать царевичей дьяки да приказные должны были учить. Порядок такой — никаких учителей, тем паче церковных. Государю батюшке всего пять годочков исполнилось, когда привели к нему Зотова. А тот, хотя и молод, долгую приказную службу уже прошёл. Не перепутать бы, и в Челобитном приказе сидел, и в Сыскном и в Судном. Сам Симеон Полоцкий экзамен дьяку устроил. Всем доволен остался. Государь батюшка смеялся: мол, признали Никиту Моисеевича и в науках твёрдым, и во взглядах богобоязненным. Было с чего посмеяться, коли вспомнить, как потом Никита Моисеевич во Всешутейшем и Всепьянейшем соборе куролесил.

Другое удивительно. Выбирали Зотова Милославские. Занятия с царевичем-младшим занятиями, главное — должен был дьяк доглядывать за вдовствующей царицей, бабой нашей, Натальей Кирилловной. И надо же так изловчиться: учил государя батюшку грамоте, чтению, прошёл с ним книги божественные — Часослов, Псалтырь, Евангелие. Умел при том развлечь питомца потешными картинками — о них государь батюшка и дочке рассказывал.

Государь батюшка полагал, что Милославским всенепременно про их с государыней царицей жизнь рассказывал, всем потрафил, так что и по службе в приказе повышения получал, а как правительница царевна Софья Алексеевна к власти пришла, так не кого-нибудь — Зотова вместе со стольником Тяпкиным к крымскому хану отправила, где им обоим удалось Бахчисарайского мира добиться. Тут уж Никиту Моисеевича в ранг думного дьяка правительница возвела — отблагодарила.

Вот как только случиться могло — не успела правительница царевна Софья Алексеевна власти лишиться, Никита Моисеевич рядом с питомцем своим оказался. Батюшка молод был, так ведь покойная государыня Наталья Кирилловна уж насколько никому веры не давала, а здесь доверилась.