Викинг. Бог возмездия - Джайлс Кристиан

Сигурд коротко кивнул – ведь Грундар подошел очень близко к тому, чтобы оскорбить его.

– Однако я сумел победить тебя и твоего ничтожного господина, Грундар, – сказал он, и у того хватило здравого смысла промолчать.

Бодвар откашлялся, чтобы привлечь внимание Сигурда.

– Все могло бы обернуться иначе, если б мое копье достало твою птицу, – сказал он, и в его голосе послышалась горечь.

– Может быть, – ответил Сигурд. – Но никому из вас не хватило ума понять, почему я стою перед вами с птицей на руке. Меня поражает, Бодвар, что тебе вообще удалось дожить до того момента, когда у тебя отросла приличная борода.

Кое-кто рассмеялся, и Бодвар посмотрел на Хаука, словно рассчитывал, что тот скажет за всех.

Хаук нахмурился, пожевал губу, сделал шаг вперед, и все поняли, что он намерен говорить, вот только на его лице отчетливо читались сомнения.

Сигурд одобряюще кивнул.

– Я бы хотел узнать твои мысли, Хаук Лангбардр, – сказал он, и Хаук помрачнел еще сильнее, потому что не знал, как отнестись к неожиданно прозвучавшему прозвищу Длинная Борода.

– Не вызывает сомнений, что наш господин вел себя позорно. Вместо того чтобы пригласить вас в свой дом, как положено хозяину, и предложить поесть, выпить и погреться у очага, он задумал взять вас в плен и отдать вашим врагам.

Свейн презрительно сплюнул, и остальные принялись проклинать Тенгила. Однако Хаук еще не закончил говорить и поднял руку, чтобы это показать.

– Но и ты не сказал всей правды и устроил ловушку под стать Локи, спрятав своих людей в лесу, в то время как они должны были находиться на виду.

– Да, уловка с вороном была очень хитрой, – сказал Бодвар, качая головой.

– Я обманул тебя, Хаук, несмотря на твой возраст, – сказал Сигурд. – Однако ты продолжаешь судить меня по длине бороды?

– Клятва – это тяжелое бремя, – сказал Хаук.

– В особенности для тех, кто несет его всю жизнь, – сказал Сигурд, указав на Асгота, Флоки и Свейна и мимолетно улыбнувшись. – Я освобожу тебя от клятвы через десять лет, если ты пожелаешь.

Даже Хаук коротко усмехнулся.

Остальные стояли рядом, чувствуя себя богами войны в доспехах, которые они получили благодаря Сигурду, и, если у них имелись сомнения относительно клятвы, они оставили их при себе. К тому же молодым людям, прожившим совсем немного, дать клятву верности гораздо легче, чем тем, кто повидал мир. Улаф уже говорил Сигурду об этом. «Если под тобой лежит красивая девушка, ты не станешь тратить время и воображать ее старухой. Ты продолжишь начатое».

Хаук повернулся к своим друзьям, и они начали тихонько переговариваться, пока Улаф не сказал, что ветер переменится, если они будут так долго думать. Но Хаук не обратил на его слова внимания и обратился к Сигурду.

– Ни для кого не секрет, что для людей Осойро наступила зима.

– Зима? Я видел более молодые горы! – сказал Бьярни, и Солмунд в ответ назвал его болтливой свиньей, ведь кормчий был почти так же стар, как Хаук и его друзья.

– Все достойные люди знают, что репутация – самое главное, что остается после их смерти. Улаф прав. Какую бы репутацию мы ни имели, как хускерлы ярла Хакона, теперь она бледнее луны при свете солнца. – Он прикоснулся к своей седой бороде. – Мы прячем ее в собственных головах, но кто еще о ней услышит? – Хаук кивнул Сигурду. – Возможно, мы не доживем до того дня, когда ты станешь великим ярлом, Сигурд Харальдарсон, но мы будем частью твоей истории. Мы дадим клятву… если ты поклянешься использовать нас в самых кровавых схватках, чтобы люди о нас узнали. И тогда скальды будут петь о нас, когда мы уйдем.

Это вполне устраивало Сигурда. Он обнажил Серп Тролля и приставил его к левой руке, направив рукоять в сторону Хаука. Так Хаук Длинная Борода из Осойро, сражавшийся в прежние времена за ярла Хакона Поджигателя, стал первым человеком, принесшим клятву верности Сигурду.

Слова клятвы были совсем простыми – как вовремя напомнил Солмунд, день уходил, и ветер мог перемениться в любой момент. Но воины по очереди назвали своих предков, если у них в роду нашлись те, кого стоило упоминать, и рассказали об их деяниях и своих. И, если их послушать, получалось, что каждый из находившихся вне закона людей происходил от самого Одина.

Когда пришла очередь Карстена Рикра, он, как полагалось, поцеловал рукоять Серпа Тролля, после чего принялся хвастать, что однажды доплыл до конца моря и помочился у его края. А напоследок заявил, что видел огромное морское чудовище с руками, длинными, как корабль, за рулем которого он стоял.

Бьярни также принялся бахвалиться, и всем невероятно понравилась история, в которой он умудрился переспать с шестью разными женщинами за одну ночь.

– Насколько я помню, та ночь была темной, как смола, – нахмурившись, сказал Бьорн и почесал щеку, – а наутро пошли разговоры, что из хлева сбежали шесть свиней.

Лишь его брат не посчитал слова Бьорна смешными.

Когда очередь дошла до Вальгерды, все ощутили присутствие сейда в еще большей степени, чем, когда Асгот приносил в жертву быка, – ведь никто из них никогда не видел, как валькирия клянется сражаться за своего господина. Они выслушали рассказ о мужчинах, которых она убила, хотя Вальгерда не знала их имен; мужчин, пришедших ограбить родник или пророчицу, или их обоих, и Сигурд заметил, как переглядываются воины – ведь список убитых ею грабителей получился длинным, как якорная веревка.

– Напомните мне, чтобы я не оказывался у нее на пути, – пробормотал Бьорн.

Так или иначе, но теперь Вальгерда будет сражаться за Сигурда и защищать его даже ценой собственной жизни, и юноше показалось странным услышать такое обещание от женщины. Тем более от Вальгерды, потому что ради нее он сам был готов сразиться с чудовищем Гренделем и его матерью.

Последним клятву принес Улаф. Он приложился губами к рукояти меча Сигурда, но не стал рассказывать о своих многочисленных победах и предках, сидевших в чертогах Одина. Его клятва получилась короткой, однако Сигурд знал: несмотря на то, что идея с клятвой принадлежала Улафу, ему труднее всех было произнести нужные слова. Ведь еще до рождения Сигурда воин принес такую же клятву ярлу Харальду, с которым был близок, как брат. Но теперь отец Сигурда мертв, убит в сражении с конунгом-предателем, и Сигурд знал, что Улаф видит свою вину в том, что не сумел спасти ярла от гибели. И теперь он с горечью приносил клятву верности сыну своего друга.

– Я буду сражаться за тебя, господин, и ни на шаг не отступлю во время схватки, – сказал Улаф, и его лицо застыло, точно гранитная плита. – И если ты погибнешь, я отомщу за тебя и отправлю в загробную жизнь столько твоих врагов, сколько смогу, пока не лягу рядом с тобой. Я никогда не забуду серебро и другую добычу, что ты мне дашь, или мед и мясо, что мы разделим. Меч и щит, плоть и кости, я твой человек, Сигурд Харальдарсон. До тех пор, пока светит солнце и существует мир, с этого момента и навсегда.