Начало всех Начал - Юрий Никитин

— Не упоминай имя Господа всуе, — напомнил Нойкротко.

Ханнуил отмахнулся:

— Да знаю-знаю. С такой, как Ноема, других жен тебе не видать…

Ной спросил мирно:

— А зачем они мне? Все женщины мира слились в Ноеме. Ивесь дом держится на ней. Я больше занимаюсь рощей…

Ханнуил повернулся в кресле к нему всем телом.

— Ной, скажи честно, ты не рехнулся? Другим не говори,а мне скажи. Ну, как другу. По секрету. Хотя, конечно, кто из сумасшедшихпризнается, что он сумасшедший?.. Но твое помешательство длится слишком уждолго. Сколько прошло лет, как ты посадил рощу?

— Всего двадцать лет.

— Ого! И сколько еще ждать твоего потопа?

Ной вздохнул.

— Если бы он был только мой…

— Ну ладно, всеобщего?

Ной сказал задумчиво:

— Лесу расти лет сто двадцать, если не больше, чтобывырос как раз нужной длины и размера. Его не придется даже укорачивать… так мнебыло сказано. Вот и считай сам.

Ханнуил в самом деле подсчитал на пальцах, сказал с великимизумлением:

— Сто двадцать — растить лес, а еще десять,выходит, будешь рубить его и строить ковчег?

— Да. Примерно.

— Ты совсем сумасшедший, — сказал Ханнуил убежденно. —Сто тридцать лет ухлопать на такое? Все будут пить, жрать, веселиться,обмениваться женами и прочим для удовольствий, а ты… все это время всего лишьрастить деревья? Потом еще рубить, обтесывать, строить?

— Да, — ответил Ной невесело. — Наверное, ясумасшедший. Или все сумасшедшие, а я один нормальный.

Ханнуил захохотал весело и вкусно.

— Но ты же сам знаешь, не могут все быть сумасшедшими!А вот один — может.

— Да, — снова согласился Ной, — наверное…

Ханнуил сказал с неудовольствием:

— Что мне в тебе не нравится, Ной, так это твоенепротивление. Ты ни с кем не споришь, никому ничего не доказываешь, но самживешь по своим законам, на общество тебе плевать. Ты же понимаешь, не могутбыть все не правы, а только один — прав!

— Да, — снова согласился Ной, — понимаю.Однако я поступлю по-своему. Раз у нас такая всем и во всем свобода, то ясвободен не подчиняться желаниям большинства.

— Абсолютного большинства! — подчеркнул Ханнуил.

— Абсолютного большинства, — согласилсяНой. — Мои занятия не причиняют вреда окружающим, так что наши законы…вернее, отсутствие законов, оставляют мне полную свободу действий… в моейличной жизни.

Ханнуил поднялся, погладил бороду.

— Ладно, Ной, передумаешь — приходи. Мы тутпридумали новую забаву!.. Своих жен и дочерей отдаем скопом на потеху в племяамонекков, а они присылают нам своих… Горячие такие штучки!.. Потом меняемсядальше… Нет, не с амонекками. Отдаем их жен дальше, а нам передают, скажем, изплемени Игудила, если помнишь такого…

— Не помню, — ответил Ной кротко, — да и нехочу помнить таких. Я Ноему никогда никому не отдам! А кто протянет к нейруку — убью на месте, несмотря на свою кротость.

Ханнуил усмехнулся.

— Ты ведь внук Мафусаила! В тебе это иногда проступает.Ладно, до новых встреч!

В конце лета нагрянула лютая засуха, Ной встревожился, чтокрохотные побеги могут погибнуть, начал носить воду из колодца. Ханнуил иближайшие соседи иногда заглядывали к нему, веселились, а потом средисобутыльников снова и снова рассказывали о чудаке, который сажает кедровый лес,для того чтобы спастись в будущем от потопа.

Стиснув зубы, он носил воду, но все чаще посещала мысль: ане бросить ли эту затею? Что он, хуже других, которые веселятся и радуютсяжизни? Конечно, он не станет меняться женами и совокупляться с животными, чтообычное теперь дело, но хоть избавится от этого нечеловечески тяжкогоизматывающего труда, которому нет ни конца ни краю…

Кедровая поросль, словно издеваясь над ним и испытывая еготерпение, долгое время выглядела просто высокой травой, и только подойдя ближе,он убеждался, что это деревца и что они все-таки медленно, очень медленно,растут, в то время как чертополох и сорная трава, откуда и берутся, за ночьподнимаются так, что целиком скрывают ростки кедра.

Он выпалывал и выпалывал снова. В голове билась злая итоскливая мысль: неужели и человека вот так трудно выращивает Господь, когда совсех сторон стараются погубить сорняки?

Но годы летели, за это время подросли Сим, Яфет и Хам, взялина свои крепкие плечи часть забот о кедровой роще. Ноема занималась домом, ивсе шло своим чередом, Ной втянулся в новые заботы, время пошло быстрее.Однажды зашел Ханнуил, сообщил ему как новость, что деревья, посаженные им ещестолько-то там лет назад, подрастают, подрастают. Еще десять-двадцать лет, иуже можно будет рубить. Но, может быть, он за это время уже излечился от своейдурости?

— Моя дурость заразна, — сообщил Ной, — насуже пятеро.

Ханнуил отмахнулся.

— Стоит тебе передумать, Ноема последует за тобой.Дети — тем более. Думаешь, им нравится каждый день выполнять тяжелуюработу, в то время как их ровесники проводят время в любовных утехах, пьют ивсе ищут, как разнообразить свои удовольствия?.. Ты хоть понимаешь, что тебепредстоит?

— Что?

Ханнуил сказал со злорадством:

— Начнется самое тяжелое и тягостное: срубать сучья,сдирать кору, обтесывать, тащить к месту постройки ковчега, поднимать,прилаживая одно на другое…

Ной развел руками.

— Что делать? Если надо, то надо.

— Не понимаю, — воскликнул Ханнуил. — Этоттвой Творец совсем дурак. Если Он решил тебя спасти, а остальных утопить, но Онмог бы просто велеть воде не трогать твой дом. Представляешь, весь мирзатоплен, а твой дом и огород — нет! И спокойно живете себе, пока вода неспадет… Ха-ха, разве я не умнее Творца, что придумал такое?

— Не богохульствуй, — ответил Нойнедовольно, — неисповедимы пути Творца. Он знает то, чего не знаем мы.

— Но до такого мог бы додуматься?

— Мог бы, — ответил Ной, — но если Он сказал«ковчег», то для этого явно есть причина. Или много причин. По крайней мере,одну я вижу.

— Какую?

— За эти сто лет, — сказал Ной, — о моемковчеге узнали уже везде и всюду. И все успели обмусолить эту новость, осмеятьее, оплевать меня и похвалить себя. Всем была дана возможность опомниться ипеременить жизнь.

Ханнуил хмыкнул.

— А откуда точно известно, что потоп будет? Вот если быэто было написано на небе огненными буквами! Да еще точная дата, когда и как…Думаю, многие бы постарались спастись. Либо как ты, либо ударились бы вправедность…