Офицерский штрафбат. Искупление - Александр Пыльцын

К нашему строю добавилась еще небольшая группа штрафников, человек 5–6. Среди них я заметил выделяющегося ростом и телосложением человека, напоминавшего кого-то из давно мною виденных. Ну просто навязчивый «эффект дежавю»! Группу эту передали во взвод Феди Усманова, а дальнейший калейдоскоп событий не позволил заняться уточнением своего «дежавю». И только теперь, получив доступ к документам ЦАМО РФ по нашему ОШБ, у меня возникли почти неоспоримые предположения, о которых чуть ниже.

Понурые, вконец утратившие еще тлевшую надежду на высокую оценку их подвига штрафники без аппетита и без обычных в это время шуток поедали ужин, и даже боевые сто граммов не подняли упавшего настроения.

Сразу же после ужина, без так необходимого хотя бы на несколько часов отдыха нам предстояло преодолеть ускоренным маршем километров 15, чтобы еще до рассвета занять окопы назначенного участка обороны на правом фланге плацдарма. Где шагом, где бегом еще задолго до рассвета, взмыленные, как загнанные лошади, ввалились мы в окопы, которые, как теперь я узнал из архивных документов, занимали части 44-й Гвардейской стрелковой Краснознаменной Барвенковской дивизии генерал-майора Борисова. Мое представление об отношении этого комдива к штрафникам я приведу в дальнейшем.

Изучая архивные материалы, касающиеся боев на этом плацдарме, я узнал, что в полосе, где нам пришлось сражаться, действовали 407-й, 444-й и 539-й стрелковые полки, чьи подразделения «отдавали нам право» идти за них первыми в атаки, кто из них сменял нас потом на отвоеванных у немцев позициях, не помню. Поскольку в окопах мы появились еще задолго до рассвета, те, кого мы сменяли, сразу же покинули траншеи, чтобы смену эту не заметил противник. Мы успели узнать у сдавших нам оборону, что немецкие окопы от нас метрах в 150 и что часто фрицы совершают артналеты, а за нашими офицерами и солдатами охотятся снайперы.

Задачу нам еще не поставили, но в течение дня войсковые снабженцы доставили боеприпасы, в том числе много ручных наступательных гранат РГ-42 и РГД-43, которые в отличие от оборонительных Ф-1 имели небольшой радиус убойной силы и предназначались в основном для применения на ходу. Естественно, восстанавливать плацдарм можно только наступлением, значит, впереди не оборона, атаки. Это и понятно: штрафбат все-таки. На каждое отделение получили по одной противотанковой гранате РПГ-40. Значит, и здесь встреча с танками неизбежна.

Дальнейшие события развивались так, что в течение этого дня нам даже удалось урывками подремать. Кто умудрялся сделать это сидя, кто даже лежа в так называемых подбрустверных нишах, горизонтальных невысоких «норах» длиной в рост человека, вырытых вдоль окопа в нижних, ближе ко дну, стенках. Поместиться в них можно было из-за малой высоты «потолка» только лежа.

Те артналеты, о которых нам говорили наши предшественники по обороне, не заставили себя долго ждать. У немцев здесь было много артиллерии, в том числе и шестиствольных минометов, которые на фронте получили прозвища «боровы», «ишаки» и еще как-то, наверное, из-за того, что звуки их выстрелов напоминали то ли свинячий визг, то ли крик осла. Их мины с навесной траекторией опасны и для укрывшихся в окопах. Поэтому те, кого мы сменили, и вырыли эти ниши для защиты от осколков таких мин.

Я уже писал, что штрафники, часто рискуя своей жизнью, делали многое, чтобы сохранить жизнь своих командиров. И отмечал также, что особой их любовью пользовался старший лейтенант Иван Янин, безумной храбрости офицер, заместитель командира нашей роты. Чтобы надежнее упрятать его от мин этих шестиствольных «ишаков», штрафники облюбовали одну из таких подбрустверных «нор». Чтобы усилить надежность ее защиты, расширили эту нишу так, чтобы, кроме Янина, поместилось еще хотя бы два человека для прикрытия.

Во время одного такого артналета опекающие Ивана штрафники настояли, чтобы он лег в эту нишу, и прикрыли его, улегшись рядом. Едва успели они там разместиться, как артиллерийский снаряд разорвался рядом, земляной потолок рухнул и завалил спрятавшихся. Лежавший у края боец сам выбрался из этой нечаянной могилы с помощью бросившихся на помощь товарищей, кое-как успели откопать едва живого второго бойца, а пока добрались до Янина, уже было поздно. Так погиб храбрейший офицер Иван Егорович Янин, имевший за все бои, выпавшие на его долю, всего одно легкое пулевое ранение.

Всех нас, привыкших к фронтовым потерям, эта неожиданная и нелепая смерть потрясла. Скорбя, попрощались мы со своим боевым другом. Было нестерпимо больно смотреть на его лицо, спокойное, словно не тронутое смертью. Отправили его тело в ближний тыл для достойного захоронения.

К вечеру к нам в окопы пришел НШ Филипп Киселев, с ним начштаба стрелкового батальона в сопровождении нескольких, тоже незнакомых офицеров. Погоревал Филипп вместе с нами. Сказал, что Ванюшу похоронили с почестями и даже в гробу, хоть и наспех сколоченном, что на фронте нечастая роскошь. А в моей поэме о штрафбате, написанной вскоре после Нарева, ему я посвятил такие строки:

Командир роты Матвиенко собрал взводных и доложил начштаба Киселеву, что назначает своим заместителем вместо погибшего Янина меня, оставив одновременно и командиром взвода, передал мне ракетницу и сумку с ракетами, которые раньше были у Ванюши. Это решение я встретил без особого удовольствия. Потом Киселев представил нам прибывших с ним офицеров, которые рассказали, что нам в ближайшее время надо атаковать передний край немцев и, захватив немецкие траншеи, удерживать их до подхода основных сил. Это было похоже на ту задачу, которую ставили перед нами, когда мы преодолевали по льду реку Друть около Рогачева.

Тогда мы тоже должны были захватить вражеские траншеи и обеспечить ввод в бой других войск. Только реки теперь перед нами не было, Нарев был позади нас, и преодолевать его нам не требовалось, нужно было не дать это сделать противнику. Несколько непривычным и странным показалось то, что задачу мы получали не от своего комбата, как это было при Осипове, а от офицеров, в подчинение которым нас официально даже и не передавали.

Войсковые офицеры, уходя, сказали, что придут саперы и разминируют минное поле перед нами и что будет хорошая артподготовка. Когда я довел эти сведения до своих командиров отделений, я не почувствовал их воодушевления. Подстегивая свое собственное настроение, приказал им бодрее довести эти сведения до бойцов и потом доложить мне о моральном состоянии штрафников, считая это одним из важнейших слагаемых предстоящего успеха. Почему-то тревожно было у самого на душе, будто какое-то недоброе предчувствие глодало сердце. Приходили и дурные мысли, не погибну ли сам в этом предстоящем бою. Старался прогнать их и сосредоточиться на главном — как лучше выполнить поставленную задачу.

После полуночи в окопы действительно пришла группа саперов, чтобы сделать проходы в минном поле перед нашей ротой. Меньше чем через час они вернулись, и их командир, бодренький старший лейтенант, сообщил, что минного поля нет. Эта весть в мгновение облетела всех и заметно подбодрила бойцов. Прибывшим к нам полковым солдатам с термосами, доставившим очень ранний завтрак, пришлось уйти, почти не опорожнив их. Так уж у нас было заведено: перед атакой набивать диски, магазины автоматов и пулеметов, а не собственные желудки. А вот боевые «сотки» приняли, рассвета ждали в другом настроении. И у меня отлегло от сердца, даже минут 20 вздремнул.