На корабле утро - Александр Зорич

– Проверить работу реактивных ранцев! – приказал я.

Циклопы нехотя оторвались от зрелища и принялись выполнять.

Результаты не замедлили. И они меня не обрадовали.

Начать с того, что не работал мой собственный ранец.

«Бескрылыми» оказались еще семеро во главе со Щедролосевым.

– Мораль сей басни такова: все, у кого ранцы исправны, – сказал я, – поступают под начало старлея Арбузова и перелетают на обратные скаты высоты «отметка 400». Оставшиеся под моим командованием идут на перевал пешком. Выполнять!

– У меня идея, командир. По-моему, отличная! – Свиньин сиял.

– Ну.

– А давайте те, у кого ранцы работают, похватают под руки тех, у кого не работают, – и понесут. Так мы быстрее управимся…

– Плохая идея, – вздохнул я.

– Плохая?

– Ветер, Свиньин. Ветер. Тут свищет так, что на флуггере страшно. Разведем возню, в итоге если «Берта» рванет, даже у тех, у кого ранцы работают, шансов спастись не будет.

– Понял. Жалко. – Свиньин приуныл. Видимо, перспектива упражняться в скалолазании, пусть даже с помощью электромышц, его не грела.

Везунчики включили ранцы и, помахав нам на прощание, взмыли в небо. Впрочем, «взмыли» это громко сказано. Хаотические токи воздуха быстро заставили их превратить полноценный полет стиля «жирный шмель» в череду прыжков по технике «беременная саранча».

Ну а мы перлись вверх на своих двоих, а чаще на четырех.

Пот заливал лицо, невзирая на систему охлаждения.

Суставы, нагрузка на которые в тот день превысила все допустимые охраной труда нормы десятикратно, адски ныли.

Назад я старался не смотреть, хотя вообще-то высоты не боюсь. После пережитого я был не слишком уверен в своей вестибулярке.

После особенно крутых подъемов перед глазами летали искристые мушки, а в ушах стучала кровь, как во время орбитальных перегрузок.

При всей несуразности своих прыжков, арбузовцы добрались до отметки 400, когда мы преодолели лишь половину склона.

Арбузов доложил о том, что мое приказание выполнено.

Я пробурчал что-то вроде «молодцы».

После этого содержательного разговора, я сосредоточенно карабкался еще минут десять.

Свиньин и другие циклопы немного меня опережали, да оно и понятно – молодость.

До перевала осталось на глазок метров тридцать, когда, как будто всего остального было мало, «Богатырь» тревожно запищал и сообщил, что энергии осталось пять процентов от нормы…

Я готов был орать благим матом.

Но вместо меня благим матом заорал Арбузов:

– Лева, обернись!

Лева – это я.

Я обернулся.

Двадцать паладинов.

Они шли на малой высоте почти вровень с нами.

Шли неспешно, развернувшись широким строем фронта.

До них было хорошо если два километра.

Это расстояние они при желании могли бы преодолеть за считанные секунды.

И конечно, они уже сейчас, прямо сейчас, могли поджарить нас, как курчат. Но зачем-то они предпочли для начала потратить несколько секунд на то, чтобы сжечь дочиста брошенные нами «Тарпаны».

– По средствам!.. Воздушно-космического нападения противника!.. Огонь! – скомандовал я.

Горжусь собой. Это был самый храбрый и самый бессмысленно-идиотский приказ, который мне доводилось отдавать за всю мою карьеру.

По паладинам из «Нарвалов»!

И все же я сорвал с плеча автомат, привычным движением сбросил предохранитель на непрерывную стрельбу, нажал спусковой крючок. Мой верный боевой товарищ весело затрещал, выплевывая подкалиберные бронебойные вперемежку с зажигательными.

Моему автомату ответили «Нарвалы» циклопов.

Стреляли мы по науке, с правильным прицелом. Трассы наших очередей, описывая крутые параболы, ложились более или менее в строю паладинов.

Поэтому когда взорвался один паладин, а за ним – разом еще три, я на секунду принял это за должное и решил, что они сбиты нашими пулями.

Мечтатель! Фантаст!

Наконец я заметил, что выше, поверх наших трасс, струятся десятки мерцающих нитей и несутся яркие вереницы пресловутых «красных помидоров».

Это были снаряды зенитных автоматов.

Я бросил взгляд через плечо на перевал, ожидая увидеть там волшебным образом появившийся дивизион зенитных самоходок «Клевец».

Но на перевале не видно было никаких самоходок. Там вообще было безлюдно.

Зато из-за него стальной тучей вырастала черная громадина.

На спонсонах шевелились башни многоствольных зениток. Из раскрытых портов выглядывали любопытные мордочки зенитных ракет. Ревела плазма днищевых дюз. И гордо голубел стометровый Андреевский флаг в закопченном белом поле.

«…МРУД» – золотились буквы чуть правее звездообразной пробоины у среза кормовой скулы.

«ИЗУМРУД» – догадался я.

24 августа 2622 г.

Гостиница «Роза Синанджа», город Синандж

Планета Тэрта, система Макран

Торжественный банкет по случаю, как выразился Поведнов, «успешного окончания Макранской кампании», неумолимо близился к открытию.

Комлев стоял возле увитых цветочными гирляндами поручней, огораживающих веранду ресторана самой шикарной в городе гостиницы «Роза Синанджа», и демоническим лермонтовским взором всматривался в местные дали.

Перед ним простирались подернутые мягкой сизо-голубой дымкой воды Пролива, чуть дальше охряно-желтым, похожим на яблочный штрудель, силуэтом маячил остров, где располагался космодром – тот самый, куда несколько часов назад их доставил флуггер с борта фрегата «Ретивый».

«Ретивый» был основательно изувечен в бою с ягну. Сесть на планету самостоятельно он не мог. Да что там сесть! Не мог ни Х-перехода совершить, ни толком даже на орбиту стать. Спасибо его собрату по серии, «Огневому» из состава Первого Ударного флота, поработал буксиром, вытащил, довел до Тэрты.

К острову протягивали стальные шеи три моста, вызолоченных предвечерними солнцами – Макраном-А и Макраном-Б. Два моста – по левую руку от Комлева. Третий – по правую. Один из мостов-близняшек был разрушен – Комлеву сказали, во время приснопамятного нападения чоругских шагающих танков.

Вообще масштаб разрушений, увиденных на Тэрте, потряс Комлева и заодно ощутимо повысил его чувство собственной значимости.

Ведь что он знал о происходящем внутри Х-блокады? Да практически ничего.