Подводная лодка (The Boat) - Лотар-Гюнтер Букхайм

зависело от ясности его мыслей. Вместо точных приборов он вынужден был работать на основе органов чувств, центр которых — насколько я знал — располагался у него в желудке.

Пот стекал по выступам стиральной доски его лба. Он смахнул его, еще больше сбив фуражку на затылок. Из-под козырька выбились волосы цвета кислой капусты. Он оскалил зубы и трижды щелкнул ими — это было похоже на то, как будто вдали щелкали кастаньеты.

Моя левая нога затекла. Я осторожно встал и согнул ее. Как раз когда я стоял на одной ноге, лодку сотрясла серия ужасающих взрывов. Я потерял равновесие, пошатнулся и упал на спину.

С усилием я перевернулся. Мои руки напряглись в готовности отжаться от палубы, но я держал голову вниз, ожидая следующего удара.

Откуда-то далеко доносились крики. В сознании отпечаталась лишь одна фраза: «Поступает вода». Было ли это лишь мое воображение, или же мы действительно опустились кормой? Сначала носом вниз, теперь кормой вниз…

«Кормовые горизонтальные рули вверх десять, полный вперед обе машины!»

Это был Командир. Так что я все еще мог слышать. Полный вперед — в этой ситуации? Что там с шумами? Бог мой, лодка все еще тряслась и стонала. Как будто бы, даже на этой глубине, мы продирались сквозь крутые волны.

Мне захотелось стать слабым и я спрятал голову в руках.

Ни проблеска света. Утонуть в темноте, не будучи в состоянии увидеть зеленые потоки, когда они ворвутся в лодку…

Луч фонарика протанцевал по переборками и нашел свою цель: глубиномер. Из кормы донесся резкий поющий звук циркулярной пилы, вгрызающейся в дерево. Две-три фигуры резко ожили. Шипящим шепотом были отданы приказы. Другой фонарь высветил лицо Командира. Казалось, оно было вырезано из серого картона. Наша корма опускалась все больше — я чувствовал это всем своим телом. Сколько еще времени он даст моторам работать на полный вперед? Рев глубинных бомб стих давно. Любой мог услышать нас сейчас — любой на корабле наверху. Или же нет? Например, если они легли в дрейф.

«Доклады», — услышал я рык Командира, «дайте мне доклады!»

Коснувшись локтем соседа слева, я почувствовал, что его трясет. Я не смог его опознать.

И снова искушение опуститься на палубу. Я с трудом удержался от этого.

Кто-то споткнулся. «Тихо!» — проворчал Командир.

Я обратил внимание, что моторы больше не работали на полном ходу. Включилось кое-какое аварийное освещение. Так что это я видел вовсе не спину Стармеха — его обязанности по удержанию глубины взял на себя второй механик. Сам он возможно ушел в корму. Что-то там было очень скверно — злобный вой циркулярной пилы не умолкал.

Однако мы двигались. Не на ровном киле, но дифферент не увеличивался. Прочный корпус выдержал и электромоторы все еще работали.

Странный скрежещущий звук заставил меня поднять голову. Как будто снаружи по корпусу терлась проволока. Противолодочный трал? Это невозможно — не будут же они применять трал посреди Атлантики. Это должно быть что-то другое, быть может, новая форма импульса от гидролокатора.

Скрежет утих, и вместо него снова появилось знакомое «пинк-пинк» ASDIC. Они нас держат! Они просто хотят убедиться, что мы не ускользнули.

Сколько времени прошло? Я не мог ясно разглядеть циферблат часов, но было похоже на 04:00.

«Шум винтов на пеленге ноль-четыре-ноль. Усиливается».

И снова дробные плевки импульсов гидролокатора по нашему корпусу, на этот раз как будто кто-то тряс жестянку, наполненную гравием. Он даже не был таким уж громким, но все же вызвал в моем сознанию новую ужасающую серию образов. Кровь переливалась из балластных танков в отливающее красным море, куски белой ткани развевались в умоляющих руках. Все знали, что происходило, когда искалеченная подлодка поднималась на поверхность. Британцы любили красный цвет — как можно больше красного сока. Они вели огонь из всего, что у них было, изрешечивая боевую рубку, пока команда выбиралась на палубу, сносили мостик, калечили все что движется, дырявили главные балластные танки, чтобы уничтожить плавучесть серого кита. Затем они шли на таран. Носы их кораблей врезались в неподвижную лодку со скрежетом и ревом рвущегося металла. Их никто не мог обвинить в этом — ведь здесь наконец был враг, из-за которого они напрягали глаза день за днем, неделю за неделей и месяц за месяцем, коварный мучитель, который никогда не давал им ни момента покоя. Наконец-то перед ними был автор всех из страхов и дискомфорта. Что уж тут удивляться, что их жажда крови оставалась неутоленной, пока пятнадцать или двадцать человек не были убиты.

Прочный корпус продолжал потрескивать и постанывать. Похоже, я не заметил, как Командир погрузил лодку еще глубже. Глаза Стармеха были прикованы к глубиномеру. Он мельком глянул в сторону Командира, но Командир никак не отреагировал.

«Пеленг?»

«Два-восемь-ноль… Два-пять-пять — два-четыре-ноль… Шумы усиливаются».

«Руль лево на борт», — прошептал Командир после мгновенного раздумья. На этот раз он передал Германну наш курс: «Мы поворачиваем на левый борт». И комментарий для всех нас остальных: «Как обычно».

Возможно, они подменили друг друга. Возможно, корабль впереди не был тем, который открыл огонь в самом начале. Каждый корабль в конвое имел свою отдельную задачу. Эсминец, атаковавший нас, обеспечивал охранение с фланга. Он возможно оставил нас на растерзание морскому охотнику.

Проклятая конденсация! Каждая проклятая падавшая капля звучала, как удар молота.

Наконец Командир повернул свою голову — не тело, оно не шелохнулось. Его голова просто вращалась на поворотной платформе мехового воротника и ухмылялась нам. Это выглядело так, будто концы его губ оттягивались вверх и наружу хирургическими прищепками — криво, неравномерно, так что пять миллиметров белого клыка показались в левом углу его рта.

Каким будет следующий ход? Они все еще не прикончили нас.

Сколько это уже длится? Сейчас должно быть по меньшей мере 04:00, а скорее 04:30. И мы находимся в их когтях с 23:53.

Этот второй шум… Неразрешенная загадка.

Все еще никаких докладов от гидроакустика. Губы Германна как будто были зашиты. Его голова все еще высовывалась из рубки гидроакустика, глаза широко открыты, но его лицо ничего не выражало, как лицо трупа.

Насмешливая ухмылка Командира стала немного менее угрожающей. Расслабление в его лице было как наложение рук: восстань и иди с миром. Иди и разомнись по белоснежной прогулочной палубе. С удовольствием бы — это как раз то, что помогло бы нам расслабиться, да только вот никто и не подумал о наших потребностях в рекреации. У нас было столько же возможностей для разминки, как и у тигров