Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - Сильвия Крэнстон

Показательно, что при первом обнародовании результатов расследования Ходжсон особенно подчеркнул теорию шпионажа. Будучи австралийцем, он выбрал издание «Мельбурн Эйдж» для публикации статьи под заглавием «Теософское общество, русская интрига или религиозная эволюция?» (12 сентября 1885 г.). Российская политика была представлена в нём как движущая сила, стоящая за «системой колоссального обмана, созданной мадам Блаватской с помощью Куломбов и некоторых других людей»[707].

Олькотт сообщил эти новости Е. П. Блаватской, которая в то время находилась в Европе, и она написала Синнетту:

Я должна либо официально, на законном основании опровергнуть эти обвинения в шпионаже – либо уйти и попрощаться со всем… Я больше не могу этого вынести, мистер Синнетт, всему есть предел, и моя многострадальная спина не вынесет этого тяжкого бремени. А Вам известно, что в моих глазах шпион в сотню раз хуже, чем вор?.. [Это обвинение] навсегда изгонит меня из Индии – оно компрометирует всех индусов – всех тех, кто был наиболее близок и предан мне[708].

Это было написано в ноябре 1885 г., за месяц до того, как ОПИ опубликовало доклад Ходжсона. В июле 1886 г. Блаватская написала Олькотту:

Что касается моего возвращения в Индию… Если хотите, чтобы я вернулась, Вам придётся смириться с тем, что сперва Ходжсон предстанет перед судом за предъявленные мне обвинения в шпионаже в пользу России. Касаемо остальных вещей, о которых может зайти речь (Махатмы и феномены), то я твёрдо отказываюсь это обсуждать. Мой протест направлен против клеветы из политических, а не метафизических соображений. Одно никак не связано с другим… Синнетт говорит, что есть адвокаты, готовые заняться моим делом, такое оно интересное и выигрышное. Все они удивляются тому, что мы не заводим дело против Ходжсона и ОПИ. По словам адвокатов, для этого мне даже не нужно находиться в Лондоне. Я могу выдать им доверенность. Но если я этого не сделаю, то как только я вернусь в Индию, там созреет новый заговор и скандал[709].

Сам будучи юристом, Олькотт рассудил по-другому, и меры правового воздействия не были приняты. Сегодня немногие верят в то, что Елена Петровна была шпионкой. Важный вопрос заключается в том, как взгляды Ходжсона повлияли на содержание его доклада.

Справедливости ради, следует подчеркнуть, что, когда Ходжсон приехал в Индию для проведения расследования в штаб-квартире ТО в Адьяре, его настрой был дружественным, а не скептическим или подозрительным. Друзья из Англии, знавшие его до поездки в Индию, говорили, что он носил в сумке «Оккультный мир» Синнетта и с энтузиазмом отзывался о теософских учениях[710].

* * *

В завершение обсуждения отчёта Ходжсона приведём ещё несколько отрывков из отчёта проф. Вернона Харрисона, опубликованного в журнале ОПИ.

Долгие годы Ходжсон считался примером идеального психического исследователя, а его отчёт – моделью того, каким должен быть доклад о психическом исследовании… В реальности же отчёт Ходжсона является абсолютно предвзятым документом, утратившим право называться по-научному беспристрастным. Это речь прокурора, который без колебаний отбирает только те улики, которые подходят к его аргументации, игнорируя и замалчивая все факты, противоречащие его тезисам. Адвокат заслушан не был.

Я не снимаю с комитета ОПИ ответственности за публикацию этого во всех отношениях скверного отчёта. По-видимому, они всего лишь бездумно утвердили высказывания Ходжсона, не утруждая себя проверкой его изысканий или хотя бы критическим чтением доклада. Если бы они это сделали, то стали бы совершенно очевидны ошибки процедуры расследования, его противоречивость, слабая аргументация и необъективность, враждебность Ходжсона по отношению к предмету расследования и презрение к «местным» и другим свидетелям; и тогда дело вернули бы для дальнейшего расследования…

Самое удивительное во всём этом то, каким образом Ходжсону удалось облапошить не только сотрудников Британского музея Нетерклифта и мистера Симса, но также и людей совершенно другого уровня, таких как Майерс, Гарни и миссис Сиджвик, – не говоря уже о нескольких поколениях психических исследователей, появившихся после публикации Отчёта в 1885 г.

Вопреки прогнозам о том, что Е. П. Блаватская не осмелится возвратиться и встретиться со своими обвинителями, она начала готовиться к путешествию из Лондона в Индию. В интервью «Пэлл Мэлл Газетт» (23 октября 1884 г.) она сказала: «Я возвращаюсь в Индию, чтобы наказать этих очернителей моей репутации, сочинителей фальшивых писем». Своим родственникам в России она пишет:

Всё переменилось. На нас дуют враждебные ветры. Какое уж тут мне лечение и здоровье? Мне нужно срочно вернуться в климат, губительный для меня. Ничего нельзя поделать. Даже если придётся заплатить за это собственной смертью, я должна разобраться с этими интригами и поклёпами, поскольку они вредят не мне одной; они попирают веру людей в наше дело и в Общество, которому я отдала всю свою душу. Так как могу я беспокоиться о своей жизни?..Более тысячи людей поднялись в мою защиту. Не только письма, но и телеграммы стоимостью несколько тысяч рупий были отправлены в лондонский «Таймс». В Индии же война вышла далеко за пределы газетной. Около двух сотен индийских студентов вычеркнули свои имена из списков Христианского колледжа, чей журнал напечатал эти диковинные письма, авторство которых приписывают мне…

Госпожа Новикова привела Маккензи Уоллеса на встречу со мной. Он жил в России и написал о ней прекрасную книгу, и превосходно говорит по-русски. Его собираются назначить секретарём вице-короля Индии, лорда Дафферина. Он дал мне рекомендательное письмо к Нубар Паше в Каире с просьбой помочь мне добыть сведения о Куломбах[711].

Как известно, именно в Каире Е. П. Блаватская впервые встретила мадам Куломб. Нубар Паша был выдающимся египтологом, и в то время занимал пост премьер-министра.