Довод Королей - Вера Камша

Байла сан нуэрда была закончена.

2885 год от В.И.

2-й день месяца Лебедя.

Арция. Гарата

Его Величество король Арции Филипп Четвертый сам не знал, рад он тому, что случилось, или нет. С одной стороны, общего примирения явно не вышло, а Вилльо в очередной раз показали себя во всей своей сомнительной красе. С другой, все могло бы кончиться куда хуже.

Как бы то ни было, Кэрна молодец, если кто и заслужил венец победителя, так это он. А с Эллой Филипп позже переговорит. Она должна наконец уразуметь, что королеве следует не только потакать своим прихотям, но и оглядываться на подданных. И уж теперь она точно не посмеет ему вычитывать за Эжени...

Король решительно поднялся. Не сводящие с него взора трубачи подняли горны и трижды вострубили: «Слушайте! Слушайте! Слушайте!»

Король обвел взглядом пеструю толпу на галереях для простонародья, яркие уборы дам и послов, рыцарские вымпелы над ограждением и властно поднял руку. На ристалище, кроме стоящих по углам герольдов и трубачей и Рафаэля, не было никого. Жореса унесли. То ли он и вправду расшибся, то ли делал вид, так как иначе ему пришлось бы уходить под улюлюканье и свист. С грехом пополам вставший конь, безвинная жертва обстоятельств, был уведен с поля, оставшегося за победителем.

Рито Кэрна, слегка запыхавшийся и растрепанный, легкой походкой байланте подошел к королевской галерее и склонился в учтивом поклоне.

– Вы сражались доблестно, маркиз, – веско произнес король Арции, – и мы рады вручить вам заслуженную награду.

Трубачи протрубили «Славу победителю». Король взял с серебряного подноса венок из золотых дубовых листьев и приготовился возложить на голову героя дня, но Рито остановился и опустился на одно колено на шаг раньше, чем следовало.

– Ваше Величество, я не заслуживаю этой награды, так как получил ее, воспользовавшись привилегией, доставшейся мне по рождению. Я был одержим гордыней, и я недостоин носить этот венок, дорога к которому пролегает через два дня поединков. Прошу вас избавить меня от столь незаслуженной награды, которая еще найдет истинного хозяина.

Филипп внимательно посмотрел в сияющие весельем черные глаза.

– Это слова истинного рыцаря и дворянина. Небеса видят, что ты достоин награды, но скромность украшает рыцаря не хуже золота. Мне жаль, что я не видел настоящей мирийской байлы, ибо это искусство благородных и отважных. Но одну награду ты все же должен принять. Победитель сегодняшнего дня должен избрать Звезду Турнира. Не побоюсь утверждать, что очаровательные дамы, украсившие собой сегодняшний праздник и нашу жизнь, будут счастливы услышать имя избранницы именно из твоих уст. Не разочаровывай их.

– Государь, – просиял глазами мириец, – клянусь святым Эрасти, это величайшее счастье и величайшая честь. Но я чужой в Арции, и у меня нет дамы сердца, глаза же мои разбегаются от красоты присутствующих здесь жемчужин.

– И все же я, по душевному согласию этих прекрасных жемчужин, вынужден настаивать, – Филипп засмеялся, не в силах далее придерживаться высокого слога. – Проклятый, да красавицы Арции жаждут узнать твои вкусы!

Рафаэль больше не возражал. Приняв из рук короля Золотое Сердце, он вновь вышел на ристалище, где уже ждал белоснежный конь под синим чепраком. Мириец птицей взлетел в седло и шагом поехал вдоль галерей, вглядываясь в женские лица. Разум подсказывал отдать первенство Ее Величеству, но сердце с этим не соглашалось. Королева при всей своей красоте чем-то напоминала Дафну, и вообще именно она стала причиной всех сегодняшних неурядиц.

Рито понимал, что его выбор по возможности не должен никого оскорбить, поэтому самые красивые, самые богатые и самые знатные отпадали, равно как и сестры и возлюбленные «волчат». Решение пришло само собой, когда он поравнялся с ложей герцога Ларрэна. Средний брат короля ничего хорошего собой не представлял, но мирийский нобиль мог об этом и не знать. Зато Жоффруа был в одинаково напряженных отношениях и с «пуделями» и с «волчатами», а сидящая вместе с ним и его женой худенькая девушка с испуганными глазами явно не числилась среди первых красавиц, и было не похоже, чтобы в жизни ей выпало много радости.

Рафаэль соскочил с коня и решительно преклонил колено перед Жаклин ре Фло.

2885 год от В.И.

2-й день месяца Лебедя.

Арция. Гарата

Трудно было представить себе двух людей, менее схожих, чем Рафаэль Кэрна и Эдмон Тагэре, но для дочери Короля Королей властелин ее детских грез и победитель Жореса Аганнского слились в одно целое. Приучившаяся быть незаметной, как ночная бабочка на стволе дерева, Жаклин боялась всего и всех. В доме сестры ей было плохо, она безумно боялась Жоффруа, убившего отца и несчастного Филиппа, а за пределами особняка Ларрэнов подстерегали Вилльо. Впрочем, ее очень редко выпускали из дома. Лишь когда ее отсутствие было бы неприличным, она сопровождала сестру и ее супруга в храм, на королевский прием или на турнир. Жоффруа ревниво следил за тем, чтобы к свояченице никто не приближался, и она прекрасно понимала, что дело в отцовском наследстве. Изо, полностью подчинившаяся мужу и утратившая свою природную веселость, даже не пыталась защищать сестру. Король старательно избегал дочь Рауля, а родственники королевы видели в ней источник богатства, еще не прилипшего к их жадным лапам. Единственный, кто смотрел на нее с сочувствием, был Сандер, но его она встречала редко.

Жаклин хотелось броситься к Александру и попросить забрать ее из недоброго, чужого дома. Но поговорить с герцогом Эстре наедине ей не давали, а пойти наперекор надсмотрщикам не получалось. Сандер несколько раз подходил к ней, здоровался, спрашивал, может ли чем-то помочь, а она, проклиная себя, бормотала, что все в порядке и ей хорошо у сестры и Жоффруа. Можно было попросить защиты и у кардинала, но для этого требовалось проявить непокорство, а она была слишком напугана. Единственное, на что ее хватило, это закричать, когда к ней ночью ввалился пьяный Жоффруа. Тот, впрочем, не стал настаивать, только рассмеялся и сказал, что если на такую дурнушку кто и позарится, то за большие деньги, а он был готов порадовать ее по-родственному. Муж сестры ушел, а она осталась в темноте плакать о том, чего у нее никогда не было и не будет.

Единственным утешением Лины и ее величайшей тайной оставались песни, которые она втихаря сочиняла и прятала в щель между подоконником и стеной. Она их никогда не перечитывала, хотя в тайнике скопилось немало баллад и романсов. Последний месяц дочь Короля Королей и вовсе спала наяву. Сестра с трудом носила очередную беременность, Жоффруа пил со своими сигурантами, а Жаклин смотрела из окна, как высокие каштаны гасили белые венчальные свечи, и думала, узнает ли она на райских мостах Эдмона Тагэре, или они пройдут мимо друг друга.

Даже поездка на турнир и та ее не разбудила. Лина послушно надела приготовленное камеристками платье и заняла место рядом с сестрой. Изо было плохо, она с трудом терпела жару, шум и пыль. Жоффруа отпускал дурацкие шуточки в адрес всех и каждого, то и дело приказывая пажу принести вина, а Жаклин думала о своем. Она очнулась, когда на ристалище осталось двое. Жорес Аганн, которого она боялась и ненавидела, и черноволосый молодой человек в темно-красном, показавшийся ей героем баллады.