Борель. Золото - Петр Петров

— Татьяна Александровна пообиделась, но все пройдет…

Она тоже не камень… Тут Варвара все плетет.

— Не могла удержать Гурьяна и бесится. Но я даже рада за нее. Пусть работает, чему-нибудь научится.

— Жирок-то с нее слинял, — усмехнулся Костя, прижимая к груди Катину руку. — А когда же мы зарегистрируемся? — Последние слова парня замерли. Катя отдернула руку и, сделав прыжок, отрывисто сказала:

— Когда ты выучишься и будешь не таким!

Костя пустился догонять ее. Но оба остановились, наткнувшись на кладбищенскую ограду. Катя зажала ему рот и погрозила пальцем. В это же время послышался шорох трав и придушенный стонущий плач.

— Это Варвара на Ленкиной могиле изводится, — шепнула Катя. — Не дыши.

В пяти шагах от них поднялась знакомая фигура Варвары и потерялась в кустарниках.

— Пойдем, Павлову могилку поправим. — Катя перескочила через изгородь и, нащупав стебли желтеющих лилий, протянула цветы. — Держи, а я еще посмотрю.

— Ты крутила с ним? — Костя не так хотел спросить, чувствовал, что вышло грубо, — ждал, что Катя осердится.

— Нет, Костя, — вздохнула она. — Павел просто был хороший товарищ и работник, каких у нас мало. Да он и не такой, как все вы… Он чистый какой-то и преданный сознательно.

В пальцах Кати хрустели стебли травы и цветов.

Костя смотрел на мелькавшую в темноте белую кофточку. «Теперь только бы она согласилась — брошу все и буду работать», — думал парень.

…В полночь Костя дописал записку Кате, в которой изложил все, что не мог сказать на словах. Последние строки он подчеркнул пунктиром:

«Катюха, мне очень даже неловко за свое беспризорничество. Ведь еще в деревне я хотел в комсомол, но сколесил до самой Украины и засорил себе дорогу. Я бы давно подал заявление, но как подумаю, что ребята будут смеяться, так и руки опускаются. Ты тоже будешь на собрании, а мне не хочется, чтобы при тебе позорили.

Ты меня выдернула из блатной ямы, но, наверно, чувствуешь, что я был блудным. А поэтому и не желаешь со мной…»

Он уснул в клубе, хотя до общежития нужно было пройти всего через улицу. Катя несколько раз перечитывала записку. Она шагала по комнате, задевая головой шнурок, которым была подведена к столу электрическая лампочка. Затем садилась на стул и опускала голову на подставленные ладони. Ее то знобило, то бросало в жар. Прошел день.

— Дурной, — шептала она, — а пишет-то как.

Два года тому назад она увлекалась студентом, отбывающим на Улентуе трехмесячную практику, и теперь с противным чувством вспоминала эту внезапно вспыхнувшую первую привязанность шестнадцатилетней девчонки. Студента возбуждали свежесть, здоровье и задор Кати. Но с первых же встреч она поняла, что залетному гостю нужны только временные утехи. Это были первые разочарования девушки. Студент высмеял ее суждения о том, что всякая женщина может отдаваться только мужу, и тем самым оскорбил ее беспорочное понятие о любви.

— Подумаешь, тургеневская барышня, — сказал он. — Нет, комсомолка ты липовая. Это мещанство, притом мещанство провинциально-таежное. А если ты до сорока лет не подыщешь подходявого мужа, значит, останешься невинностью, христовой невестой! Чертовщина! Пеленками и зыбкой обзаводиться не намерен, когда еще три года нужно тянуться до инженера. Хорошо, если бы ты работать умела и поддерживала наш бюджет. А то засядешь в одной душной комнате с ребенком и задрипаешься. Нет, извини, надо учиться, а тут будет пищать: кува, кува!..

Больших усилий Кате стоил разрыв.

Удержавшись от соблазна, она получила выговор от бюро комсомола за упущение по работе, заболела. Но упругий характер северянки, воспитанной в сиротстве, не сломился. Тайно для себя она решила учиться.

«Я им докажу, что не всякая женщина может заниматься птичьими браками, — думала она, вспоминая белобрысого студента, которого сразу возненавидела, — назло всем добьюсь до вуза, и тогда посмотрю. Начхать на этих вертлявых ребят!»

Но на руднике долго жила сплетня, причинившая немало бессонных ночей девушке. В первое время Катя серьезно подумывала уехать с прииска в город, стыдилась встречаться с ребятами, пробовала уединиться. Отсюда пришла к ней трезвая осторожность.

Раздумывая, Катя подчеркивала карандашом Костины слова в записке и не могла взяться за ответ.

«Дурной, дурной. — Она придумывала доводы, которыми хотела разбить ненужные сомнения парня, дать ему уверенность и возможность окончательно порвать с прошлым, выбраться на дорогу из трущоб беспризорничества. — Ведь он крутой, черт. Вдруг опять сорвет с винтов от неудачи. Что я наделала!» — Катя взглянула на часы и, решив, что сейчас окончатся вечерние занятия на курсах, выбежала из квартиры в легком платье. Но в клубе уже не было света. Она перешла улицу и постучала в крайнее окно барака, где помещались курсанты.

— Костя, ты? — голос девушки сорвался. В окно высунулась взлохмаченная голова.

— Костя умывается, — отозвался Супостат. — Эй, Мочалов! — закричал он на все общежитие.

— Где умывается? Мочалов ушел провожать Маруську Трофимчик, — послышался из коридора насмешливый голос. Катя пошатнулась и оборвалась ногами в сырую канаву. Сказанное не показалось ей шуткой.

«Маруська Трофимчик. Какая грязь!» — подумала она, сразу представив бойкую толстую кухарку из столовой. Маруська пользовалась на руднике репутацией «веселой» девицы и часто очень нагло заигрывала с Костей.

«Неужели он?..» — Катя боялась додумать до конца. Девушка отошла от окна и, прижав к груди руки, направилась домой.

Она слышала дикий хохот ребят. В то же время из дверей, напугав ее, выскочил Костя.

— Ты, Катя? — Он подбежал и взял ее за руки. — Ржут, черти!

— Так они подзавели меня! — обрадовалась Катя.

— Ну конечно, тут народ грамотный.

Катя оперлась на руку парня и потянула его от дверей в темноту.

— Знаешь, я ненадолго, — сказала она, когда они очутились за тесовыми заборами. — Читала твое письмо. Не глупи, Костя. Понимаешь, не могу быстро решить этого вопроса и не потому, что хочу отделаться от тебя. Даже наоборот. Пойми, что мы еще чурбаны неотесанные. Но ведь время придет…

Она крепче сжала руки и припала плечом.

Костя остановился. Катя упругим словно налитым телом неожиданно оттолкнулась и, обхватив его шею руками, громко поцеловала в губы.

— Только с Маруськой брось мараться.

Костя протянул руки, но Катя так же быстро оторвалась от него и скрылась в темноте.

Ошеломленный и взбешенный прихлынувшей к голове кровью, он стоял, вдыхая насыщенный сладкой прелью воздух и все еще ощущал на шее теплое прикосновение рук.

Костя быстро разделся и лег в постель. Нужно было прочитать интересную книжку о спутниках золота, но знал, что сегодня ничего не усвоит. Супостат, вороша рыжие волосы, сидел, навалившись грудью на стол, и читал газету.