Золотые земли. Совиная башня - Ульяна Черкасова

Было темно, и Дара не сразу смогла разглядеть, что происходило вокруг, только услышала испуганный вопль и стук захлопнувшейся двери.

– Батюшки, это что ж… такое? – ахнула в полумраке женщина.

Дара оглянулась, щурясь слепо, как кутёнок.

– Помогите мне, – проговорила она едва слышно. – Помогите.

Она не знала, чего ждать, и готовилась как к оскорблениям, так и к ударам, но ей на плечи вдруг упал шерстяной платок.

– Ох, девонька, кто ж тебя так?

Наконец удалось разглядеть перед собой полную женщину с толстой косой, уложенной венцом на голове. Она смотрела с жалостью и сочувствием. Это было ново.

– Я… – Дара растерялась, не зная, что сказать.

– Наши или узкоглазые? – допытывалась женщина.

Дара не поняла вопроса и только замотала головой, но женщина уже сама что-то для себя решила.

– Ох, сколько их теперь на дорогах, никакого житья, – вздыхала она. – Вадим! – крикнула в сторону. – Вадим, у нас опять беженцы. Девчонку на дороге обокрали. До последней нитки обобрали да поизмывались ещё, твари!

– Сколько ж можно? – донёсся голос из-за стены. – Веди её сюда.

Дару провели в просторную клеть, где стояли печь и стол, и вокруг навалены были корзины и мешки – всё больше пустые. За столом сидел мужик в драной одежде, перед ним стояла миска с кашей, и мужик уронил ложку прямо в миску, когда увидел Дару.

– Твою мать! – вырвалось у него.

Дара крепче обвязала платок вокруг груди, но голые ноги всё равно остались на виду.

– Отвернись, Вадим, – грозно прикрикнула хозяйка. – Я ж говорю: до последней нитки обобрали. Её одеть нужно. Голуба! Голуба, подь сюда!

Женщина силой усадила Дару на лавку в углу, и та закуталась в платок, насколько это было возможно.

Голуба всё не шла, и хозяйка отправила Вадима за платьем для Дары.

– Сейчас тебя согреем, – женщина отодвинула заслонку печи, достала горшок с кашей. – Ой, забыла совсем, настоечка же осталась клюквенная. Быстро кровь разгонит…

На кухню забежала молодая девчушка лет двенадцати, в руках она держала выцветшую понёву некогда синего цвета да рубаху всю в заплатках.

– Только это нашла, – выпалила она, уставившись во все глаза на Дару.

– Ну, давай что есть, – вздохнула хозяйка с досадой. – На, девонька, – протянула она одежду Даре. – Всё остальное эти сволочи забрали давно. Нас они тоже обобрали, скоты проклятые.

Голуба осталась в дверях, она не сводила глаз с гостьи. Дара одевалась, не обращая ни на кого внимания. Уставшие закостеневшие пальцы, что весь день оставались когтями, свело, и никак не получалось ни повязать пояс, ни заплести косы.

– Давай помогу, бедняжка моя, – предложила хозяйка и присела рядом с Дарой на лавку, выхватила откуда-то гребень, шустро управляясь с длинными спутанными волосами. – Голя, принеси клюквенной настойки, гостью напоить надо, она промёрзла до самых костей. Посмотри, как пальцы скрючило.

Девчушка неохотно вышла, но вернулась почти сразу, держа двумя руками полупустую дутую бутыль.

Дверь следом за Голубой приоткрылась, и в клеть заглянул Вадим.

– Можно мне? А то ужин стынет.

– Давай, заходи, – разрешила хозяйка и обратилась к Даре: – Я ж назваться забыла, меня Истомой кличут. А тебя?

– Дариной, – она удивилась, что из горла вырвались слова, а не вороново карканье.

– Здравствуй, Дарина, – улыбнулась Истома с жалостью. – Бедняжка моя, как же тебя сюда занесло одну-одинёшеньку?

– Дедушка со мной шёл, – проговорила Дара негромко. – Но…

Она не знала, как пояснить, зачем они разделились, чтобы не поведать обо всём остальном. Нельзя же было сказать хозяевам, что они приютили вовсе не простую девицу, над которой надругались разбойники, а лесную ведьму и Ворона Мораны, которая шла в Лисецк на встречу с князем.

Но Истома иначе поняла её молчание.

– Скоты, вот же скоты, – выругалась она в сердцах. – Никого не жалеют, ни стариков, ни девиц. Ох, а уж что они у нас творили…

– Целы остались, и на том спасибо, – проворчал из-за стола Вадим. – А богатство – дело наживное.

– Да о каком богатстве речь, если жрать нечего скоро будет?! – воскликнула Истома. – Мы же, Дарина, хозяева на постоялом дворе, – пояснила она. – Только ни двора, ни кола у нас скоро не будет. Гостей нет, а те, что есть, сами бегут от войны да узкоглазых, у них с собой ни одного златого. Запасы у нас все сволочи какие-то забрали, слава Создателю, Голубу хоть уберегли от них, а то они бы с ней, как с тобой…

– В округе много татей? – спросила Дара, принимаясь за кашу. На вкус та была пресная, дурная, но горячая, что теперь казалось куда важнее.

– Тьма-тьмущая, – пожаловалась Истома. – Как война эта проклятая началась, народ из Нижи попёр, и кто стал милостыню просить, а кто чужое силой отбирать. Но кроме татей сюда порой и степняки забредают, а они куда страшнее. Если нашим только золото да еда нужны, то эти нелюди всех в рабство угоняют и деревни дотла сжигают. Нам с Вадимом везёт пока, минует беда, но лишь потому, что город рядом.

Дара чуть не подавилась.

– Рядом?

– Да, лучин шесть пути. Княжеские люди часто захаживают, но их не хватает, – пальцы Истомы ловко плели косу из длинных смоляных волос, гладили нежно, заботливо по голове. – Вот, говорят, скоро Великий князь придёт с ополчением, тогда спокойнее станет.

– Великий князь? – переспросила Дара. – Я слышала, что Снежный князь Ярополк сюда едет.

– Так он и княжит теперь в Златоборске, отец-то его, благослови Создатель, убит чародеями из вольных городов. В Ночь костров его, говорят, заживо сожгли.

Дара от ужаса не смогла сказать ни слова, и перед глазами смешались картины, что видела она наяву в Совине, и те, что подарило ей тут же воображение, стоило услышать о смерти Мстислава Мирного.

– Видимо, судьба у него такая. Мать его, княгиня Злата, тоже заживо сгорела, вот и он, как мученик, к Создателю отправился, – рассудила Истома.

– Ох, да хватит об этом, – перебил её Вадим. – И так тошно.

Истома недовольно поджала губы, но мужа послушалась. Пока Дара ела, хозяйка оставалась рядом, гладила её по плечам и приговаривала нежные, успокаивающие слова. Истома жалела Дару, прогоняла боль и страх прочь ласковой речью, и пусть не знала, чего на самом деле боялась Дара, той стало легче на душе. И когда она наелась, выпила крепкой хозяйской настойки и с жадностью и радостью сгрызла предложенный пусть бедными, но щедрыми хозяевами сухарь, горести на время покинули её.

На постоялом дворе в ту ночь мало остановилось гостей. Вадим и Голуба порой уходили с кухни, чтобы проводить кого-нибудь до ложницы или убрать грязную посуду, но Дара и Истома оставались в тепле, и из-за печи на них поглядывал встревоженный домовой.