Ведьма в Царьграде - Симона Вилар

— Погоди… Погоди, отче, — все же решилась так назвать княгиня стоявшего перед ней светлоглазого древлянина. — Что-то мне не все ясно. Зачем моему сыну понадобилось приворотное зелье?

— А зачем добру молодцу привораживать кого? Для лады своей милой старался, для той, которую от него отвратить хотели. Да только ненужным оказалось то зелье, любит Святослава та девица, вот Малфрида его и забрала. Думала схоронить до времени, а вышло…

— Но где она сама? — взволнованно спросила Евсевия княгиня. — Ты ведь монах, так откуда знаешь про Малфриду? Неужто выдал ее? Ведь священники ее тут так разыскивали. Хотя… Как я сразу не догадалась! Ты же древлянин. Что, решил помочь соплеменнице? Даже той, которую дьяволицей тут объявили?

По бледному неподвижному лицу Евсевия проскользнуло легкое подобие улыбки.

— Ты умна, княгиня. Все понимаешь. Что ж, ответь тогда: если я, древлянин, посвятивший себя истинной вере, не сдал священникам чародейку, то теперь, когда ты стала христианкой, когда на помощь патриарха рассчитываешь, не выдашь ли ты ее в обмен на помощь?

На лице Ольги промелькнуло такое удивление, а потом и гнев, что монах удовлетворенно кивнул.

— Тогда вот что скажу: когда пойдут твои суда по Босфору, когда расширятся берега пролива к морю, повели корабелам свернуть к правому берегу. Там тебя ожидает чародейка. И если выполнишь то, если поклянешься крестом, который носишь на груди, что примешь ее и не обидишь, то я возьмусь помочь тебе с отъездом.

— Конечно, я готова поклясться. Да как ты мог подумать, что я Малфриду в беде оставлю!

Монах Евсевий снова одобрительно кивнул, островерхий клобук на его голове качнулся. Но того, что он сказал потом, Ольга не ожидала: спасший ведьму Евсевий потребовал, чтобы русская княгиня больше никогда не прибегала к услугам Малфриды. Пусть она отпустит ее с миром, пусть наградит, если пожелает. Да только подле себя оставлять ведьму Ольге не к добру. Тьма заполняет Малфриду, она могла бы избавиться от того, что несет в себе, если бы согласилась принять христианскую веру. Но разве такую уговоришь! Поэтому лучше Ольге услать ее от себя. Да она и сама все поймет, когда встретит свою ведьму.

Княгиня молча размышляла. Остаться без Малфриды? Без ее чар и помощи? С одной стороны, это казалось непривычным. Но с другой… ведь тут, в Царьграде, она и так обошлась без нее. Может, ранее просто удобнее жилось, когда знала, что в случае чего ведьма ей всегда поможет? Но услать Малфриду? Княгине не хотелось быть неблагодарной и забыть, сколько ей помогала Малфрида, однако, поразмыслив, она решила, что большинство своих дел она и так совершала без чародейки. Правда, Малфрида всегда могла отыскать для нее живую и мертвую воду. Но теперь, когда Ольга стала христианкой, вода ей более и не понадобится. Не будет сила живительная на нее действовать. Как-то ранее княгиня об этом не задумывалась. Здесь, в земле ромеев, где жизнь течет без волшебства, мысли о таком не приходят в голову. А когда вернется на Русь? Но прежде надо вернуться.

Глядя испытующе на старца, Ольга спросила:

— Это твое условие за то, что возьмешься помочь мне?

— Я хочу помочь тебе от чистого сердца. И не только тебе, но и базилевсу, который подвластен чарам и теряет разум. Но я, желая добра, остерегаю тебя от Малфриды. Сказал же — тьмы в ней много. А тебе, христианке, не к лицу темные чары. Ты иному служить должна.

Ольга глубоко вздохнула.

— Быть посему. Я встречу Малфриду, где указал, обидеть не обижу, даже награжу ее богато за службу, а далее… Далее как судьба повернет. Как будет Божье соизволение. Но к чародейству более прибегать не стану. Слово в том даю тебе княжеское.

Показалось ей или нет, но странные глаза священника засияли особым светом. Он поднял руку и медленно перекрестил Ольгу.

— Будь благословенна. Великое счастье ты для всей Руси, а то, что зла столько ранее сотворила, теперь добрыми делами и верой истинной исправь. Остальное же… Да, будут ждать тебя испытания, но и великая слава ожидает. Храни веру как зеницу ока, и Господь охранит тебя!

Он говорил негромко и торжественно. Ольга замерла, стояла как завороженная, казалось, будто задремала в какой-то миг. А очнулась — не было рядом никого. Только осталось в памяти последнее напоминание отшельника: «Малфриду забери, когда в море выйдешь».

«Свенельду надо о том сообщить, вот он за чародейку обрадуется», — еще вяло, как со сна, подумала Ольга. Но потом пришли уже более трезвые мысли: священник сказал об этом так, словно ни на миг не сомневался, что ее посольство отпустят из Царьграда! Значит, скоро закончится ее пленение гостевое, значит, скоро домой! На Русь!..

Однако прошло долгих три дня, прежде чем к Ольге прибыл посланец от патриарха с сообщением, что ей назначен день последнего приема. И хотя уже настал октябрь, ждать надо было еще больше седмицы. Еще посланец поведал, что священник Евсевий, встретившись с Константином, долго молился над ним, потом велел принести к императору все самые ценные святыни Царьграда и заставил того приникнуть к ним и тоже молиться, прося избавления от наваждения и чародейства. Да, сильное зелье приготовил шаман. Что бы было, если бы Святослав и впрямь дал его Малуше? И как там у них с Малушей ныне? Как вообще на Руси?

О Руси думали, собираясь в путь, и остальные спутники княгини. Они уже поняли, что долгих препон больше не будет: им выдали, как и положено, оснастку для судов, выделили провиант и рассчитались за все проданные товары. Жара в Константинополе уже спала, стояла прекрасная погода, без намека на дуновение осени, воздух, пропитанный запахами моря и цветов, был свеж. А на Руси уже в это время дожди, деревья окрасились желтизной и багрянцем. Недаром у них этот месяц так и называют — желтнем. Работы в полях уже закончились, свадьбы отыграли, пришло время охоты и ловов, веселых хмельных посиделок. Как же домой хочется!

Только восемнадцатого октября княгиня вновь явилась со своим посольством в Палатий. Опять все было торжественно и пышно, опять она склоняла голову, приветствуя базилевса. А взглянула на него — он улыбался. Спокойной и величественной улыбкой — только глаза оставались суровыми и брови были нахмурены, как и в тот день, когда она впервые явилась в Палатий. Все тот же Константин Багрянородный, владыка великой империи, без всяких следов дурмана и наваждения.

Они обсудили последние пункты договора: Константин был не против оставить в силе все соглашения, но настаивал, чтобы на Русь с Ольгой поехали византийские священники, дабы обучать язычников истинной вере, и просил княгиню проследить, чтобы им не чинили обид. Купцов из Руси будут принимать в Царьграде так же, как и ранее, выплачивая им месячину на содержание, но за это Ольга обязуется отправлять на службу в империю воинов и оказать помощь Корсуню Таврическому, если ромеи пострадают от нападок степняков. При этом Константин ни разу не напомнил, что был восприемником от купели русской архонтессы, как и не заикнулся о брачном союзе между их детьми. Впрочем, Ольга и не настаивала. Уже смирилась, что не бывать подобному.