Записки Клуба Лазаря - Тони Поллард

Наконец-то все части головоломки встали на место.

— Вам снятся такие же сны?! — воскликнул я, на мгновение забыв о бритве у своего горла. Вот почему призрачная фигура, которая пробежала мимо меня прошлой ночью, показалась мне такой знакомой. Я узнал в ней не только Оккама, но и моего невидимого товарища по несчастью.

— И знаете, что самое странное?

— Еще более странное, чем одинаковые сны, которые снятся нам обоим?

— Я никак не могу догнать вас. Мы видим друг друга лишь мельком. Мы бегаем по кругу, как бешеные собаки, преследующие свой хвост.

Известие о том, что нам с Оккамом снились одинаковые сны, окончательно сбило меня с толку. Он вышел из богемной среды, и его галлюцинации можно было объяснить постоянным применением опиума. Но была ли всему виной эксцентричность Оккама, или его чувство вины оказалось настолько сильным, что он потерял контроль над своим рассудком? Оккам был прав: я дал Брюнелю слово, как в свое время пообещал юному Нейту, что найду убийц его отца. Может ли одно обещание перевесить другое? Существовали ли весы вроде тех, что использовались в Древнем Египте, чтобы взвесить сердце и тяготившие его грехи? Возможно, если бы я был католиком и серьезно относился к идее греха, это имело бы для меня какой-то смысл. Но я не посещал даже протестантскую церковь. Я был врачом, хирургом, воплощением рационального подхода к жизни.

И дело было не только в ночных кошмарах. В итоге я оказался здесь с бритвой у горла из-за того, что был одержим этим проклятым изобретением — механическим сердцем. Долгое время я считал это устройство бесполезным, а потом вдруг решил, что оно имеет огромную ценность и сделает важный вклад в развитие медицины, даже если и опередит свое время на целое столетие. Возможно, все дело было в Брюнеле. Этот инженер не только переживал за судьбу своих изобретений и радовался признанию, которое они ему приносили, но и страдал вместе с ними, а возможно, даже умер из-за них. Не случайно в одной из газет его назвали настоящим Железным человеком. И в довершение ко всему мое восприятие обострилось из-за чувства, которым я проникся к Флоренс и которое было совсем не похоже на то, что я переживал прежде. Вся моя жизнь была полна неопределенности, но одно я знал наверняка: как и Оккам, я стал безумным, дурным и опасным человеком.

Мне уже порядком надоело сидеть на корточках.

— Я могу встать? У меня уже ноги затекли.

— Только осторожно.

Следуя его совету, я медленно поднялся на ноги.

— Поверьте, я не собирался предавать Брюнеля. Я думал, что поступаю правильно по отношению к нему. Мне казалось бессмысленным хоронить сердце в его могиле.

Лезвие снова прижалось к моей шее.

— Уверен, вы действовали не без задней мысли.

— Конечно, конечно. Не стану скрывать, у меня был свой интерес, — сдался я. — Но есть и еще кое-что.

— Продолжайте.

— Если мы исключим из уравнения сердце и представим, что его не существует, тогда лишим нашего врага возможности действовать. Конечно, когда мы заставили его думать, что сердце еще не закончено, это несколько затормозило его деятельность. Но если бы сердце исчезло, мы окончательно лишили бы его какого-либо стимула. — Я пытался убедить себя, что придумал разумное объяснение, пусть оно и служило запоздалым оправданием моему решению сохранить сердце. — Подумайте сами: если вы хотите, чтобы гончая побежала, сначала нужно выпустить зайца.

Мои слова совершенно не убедили его.

— Мне уже надоело слушать ваши объяснения.

— Тогда у кого, по-вашему, сейчас сердце?

— У Рассела, разумеется.

— Вы ошибаетесь.

Бритва Оккама сильнее впилась мне в горло.

— Я так не думаю, — прорычал он. — Брюнель незадолго до смерти рассказал мне о вашем приключении на корабле.

— Я сказал ему то, что он хотел услышать. Что еще я мог сообщить умирающему? Рассел на самом деле причастен к этой истории, но не он был организатором. И сердце не у него!

— Тогда у кого же?

— У Перри.

— Перри!

— Опустите бритву, — сказал Уильям, поднимая пистолет. — Или я всажу вам пулю в затылок.

После короткой паузы лезвие упало на пол, и я обернулся. Здоровая рука Уильяма была вытянута, и дуло пистолета прижато к виску молодого человека. Лицо Оккама было полно тревоги. Я встал, подобрал бритву и убрал длинное лезвие в рукоятку.

Пора было ввести в курс дела моего импульсивного друга.

— Перри повинен в смерти Уилки и взрыве на корабле. Его фирма продала торпеду вместе с сердцем, и одному Богу известно, кто эти покупатели. Рассел был лишь его марионеткой, поскольку ему срочно понадобились деньги. — Пока Оккам переваривал услышанное, я повернулся к Уильяму, спрятал бритву в карман и велел ему опустить оружие.

— Но он держал бритву у вашего горла!

Я потер шею.

— Да, вижу, это превращается у него в привычку, однако, думаю, мы можем рассчитывать на него как на друга. — Уильям даже не пошевелился, и я обратился к Оккаму за подтверждением. — Не так ли?

Он кивнул в знак согласия, и Уильям медленно и неохотно опустил пистолет. Я ждал ответа Оккама, но он стоял совершенно неподвижно. Я предложил ему сесть.

— Давайте расставим все точки над i раз и навсегда. Я сохранил сердце не для того, чтобы продать его. Я не веду дел с Расселом, Перри или с кем-нибудь еще. Я совершил ошибку и, как вы знаете, поплатился за нее.

— Мы оба за нее поплатились, — поправил меня Оккам.

— Возможно, и так, но в тот момент, когда Биттерн забрал сердце, я пытался выполнить данное Брюнелю обещание. Пусть это и был запоздалый поступок.

— Это я во всем виноват, — сказал Уильям.

Я положил руку ему на плечо.

— Нет, Уильям. Ты доверял Биттерну, как и Брюнель доверял мне.

Оккам сидел, подперев подбородок руками, и смотрел на меня немигающим взглядом.

— Возможно, вы и правы, но как теперь собираетесь все исправить?

Я ответил, даже не раздумывая:

— Во-первых, мы должны вернуть сердце и закончить работу, которую я начал, пока в дело не вмешался Биттерн. Так вы с нами или против нас?

Оккам ударил ладонью по столу.

— Я только знаю, что не выдержу еще одной ночи в том ужасном месте. Но если вы встанете у меня на пути, то знаете, что может случиться.

— Зачем мне это? Мы оба пострадали, и в моих интересах, так же как и в ваших, постараться все изменить к лучшему. Я ничего не добьюсь, если буду держать сердце при себе или позволю кому-то еще распоряжаться им.

Оккам устало кивнул.

— Теперь, когда мы во всем разобрались, я хотел бы представить вам Уильяма. Хотя, честно говоря, он был о вас не самого лучшего мнения.