Черный легион - Богдан Сушинский

— Глядя на вас, я в этом сомневаюсь.

— Прикажите своим мясникам не истязать меня.

— Так уж сразу и «мясникам», — недовольно проворчал Скорцени. — Как зачитываться сценами распятия Иисуса Христа — так мы все храбрецы. А как только приходится самому принимать хоть небольшие муки, начинаем возмущаться. А ведь грехи, наши с вами грехи, господин Эйховен, майор английской разведки Эйховен, давайте уж будем называть друг друга так, как назвали нас при крещении, ничуть не меньше грехов того, кто был распят.

— К чему здесь муки Христовы?

— Легкомысленный вопрос. Нехристианский. Не согласны со мной? Я спрашиваю: не согласны?

— Согласен.

Кивком головы Скорцени приказал фельдфебелю-парашютисту и появившемуся Гольвегу подтянуть еще одно кресло, усадить Тото и вместе с креслом поднести к столу.

Гольвег взглянул на Скорцени с искренним благоговением. Он вдруг открыл в штурмбаннфюрере непревзойденного следователя. Открыл новый талант.

— В таком случае отложим Библию, — оправдывал Скорцени его восхищение, — и предадимся рутинной работе: вопросы, ответы, уточнения… Чтобы как-то разнообразить ее, начнем с урока чистописания. Гольвег, ручку майору. Пишите, майор: «Я, майор Эйховен, сотрудник английской разведки…»

Тото отрешенно взглянул на прохаживавшегося по комнате штурмбаннфюрера.

— Что вы смотрите на меня, майор? Надеетесь, что писанием «Благовествования от Эйховена» займется кто-то другой?

— Как вам удалось установить мое имя? В Италии оно вообще никому не известно.

— А вы предпочитаете, чтобы допрос начинался с презренного: «Имя? Фамилия? Год и место рождения?»

— Как разведчик разведчику…

— Задело, майор, задело. Итак: «Я, майор Эдвард Эйховен. Год, место рождения и так далее… свидетельствую, что был направлен в Рим для подготовки операции по похищению папы римского».

— Это я направлен для похищения папы?! — с горечью рассмеялся англичанин.

— Цель похищения, — диктовал Скорцени, не обращая на него внимания, — переправить папу в Англию и заставить…»

Пока Тото «чистосердечно» признавался в намерении увезти папу римского в Лондон и там заставить отречься от Святого Престола, или что-то в этом роде, агенты, засевшие на улице, успели обезвредить сослуживца майора и заменить убитого водителя своим.

Он-то и отвез Тото в сопровождении Гольвега и Скорцени подальше от дома архиепископа, чтобы там как можно вежливее попрощаться.

Получив письменное признание майора, заверенное подписью и отпечатками пальцев, Скорцени счел, что будет благоразумнее, если майор до поры до времени останется на этом свете.

— Что вас удивляет, Эйховен? — улыбнулся штурмбанн-фюрер своей изувеченной шрамами улыбкой, видя, как испуганно смотрит на него майор, не веря, что ему действительно дадут возможность сесть за руль и спокойно уехать в сторону Рима.

— Все, — мрачно проворчал англичанин.

— Что отпускаем вас живым?

— На Скорцени это не похоже.

— Не похоже, согласен, — буднично, устало согласился пггурмбаннфюрер, поднося зажигалку к дрожащей сигарете Эйховена. — А что поделаешь? Вы ведь не хуже меня знаете, коллега, сколь недоверчиво относятся в наших конторах к показаниям мертвецов.

— Даже мертвецам не доверяют, — не потерял чувства юмора чопорный англичанин. — Вырождение профессии, майор Скорцени.

— Я понимаю, что не вправе вмешиваться в план операции, господин пггурмбаннфюрер, — когда речь шла о служебных делах, Лилия Фройнштаг умела сохранять субординацию. А главное, знала, что Скорцени это нравится.

— Ну почему же… — озадаченно протянул штурмбаннфюрер. — Все зависит от степени вмешательства. И конечной цели.

— Тут случай особый. Вам не кажется, что в спектакле, связанном с похищением папы римского, мы с самого начала не учли один важный персонаж?

— Боюсь, что мы не учли целую уйму персонажей, Фройнштаг.

Волосы у нее были на удивление жесткими. В прошлую ночь он этого почему-то не заметил. А вот то, что не по-женски мускулистое тело тоже представало жестким, словно у отработавшего свой ринговый век отставного боксера, это уже было знакомо ему. Однако ничто не мешало Скорцени ощущать истинное наслаждение от близости с этой женщиной.

— И несколько существенных деталей.

— Подозреваю, что с каждым днем их будет всплывать все больше и больше — всяческих тонкостей, нюансов и всевозможных неожиданностей, — проговорил Отто, прервав свой поцелуй.

— О деталях — потом. А вот персонаж действительно важный.

— Хотелось бы знать, кого именно ты имеешь в виду.

— Женщину.

Скорцени задумчиво промолчал, стесняясь признаться, что совершенно не понял, о чем это она.

— Мы все еще говорим об операции, связанной с папой римским?

— О ней, естественно.

— Хочешь открыть для меня, что и папы римские — не святые?

— Ты ведь знаешь, если во мне и убито что-либо сугубо женское, так это страсть к сплетням.

Лилия сидела в постели рядом со Скорцени, накрыв плечи одеялом, и все чаще наклонялась, чтобы соблазнить для очередного поцелуя.

— Подтверждаю.

Время, отведенное судьбой для того, чтобы побыть со Скорцени в постели, Лилия не использовала ни для грубого секса, ни для излишних сантиментов. Понятие «любовная игра» она воспринимала в его наиболее натуральном толковании. Фройнштаг и сама была азартным игроком, умеющим вовремя призвать на помощь всю свою недюжинную силу, взрывную энергию и сексуальную фантазию.

Иногда Скорцени казалось, что она предстает даже слишком азартным и чувственным партнером. И хотя встречи их начались совсем недавно, штурмбаннфюрер уже понял, что в любое время должен быть готовым поддаться безумию ее постельных игрищ. Соответствовать тому идеалу мужчины, в рамки которого Фройнштаг упорно пыталась загнать его. Да, он должен быть готовым к этому, если только не желает окончательно разочаровать эту пылкую баварку.

— Но все же, при чем здесь женщина? Папа римский, как-никак. Шестьдесят семь лет, если меня не подводит досье.

— Оно явно подводит вас, штурмбаннфюрер. Речь не о возрасте папы. Возраст меня вообще не интересует. Речь о другом. Я, конечно, не получила возможности изучить досье Пия XII.

— Непростительная оплошность с моей стороны.

— Но, насколько я поняла, в нем не нашлось места для главного действующего лица ватиканской «святой комедии» — Паскуалины Ленерт.

— Паскуалины? Ленерт? Ну почему же? Где-то ее имя мелькало. Экономка папы? Верно?

— Это имя Пия XII иногда где-то там мелькает, мой штурм-баннфюрер. А сестра Паскуалина, «папесса Паскуалина», как ее называют в кулуарах папской обители, — не без ехидства уточнила она, — случай особый.