Чужие берега - Сергей Протасов

К вечеру 13 июля корабли Рожественского вошли на рейд Наха. Силами экипажа «Богатыря» к этому времени на пляже разбили временный лагерь с палатками, охраной и кухней, куда начали свозить всех, свободных от вахты. А на кораблях на ночь все работы прекратили. За двое прошедших суток успели более-менее перебрать машины и котлы, вспомогательные механизмы, паропроводы и запорную арматуру. Так что в случае необходимости все могли дать ход не менее двенадцати узлов.

Чтобы быстрее восполнить запасы, бункеровка началась, едва обосновались в гавани. При этом грузили только пришвартованные к бортам пароходов корабли. Прибывшие с угольщиками малайцы-грузчики под присмотром вахтенных офицеров и минимально необходимых, сменяемых каждые четыре часа, бригад из экипажей сновали тут и там. Всем остальным приказали «ОТДЫХАТЬ!».

Местных привлечь к погрузке так и не удалось, даже обещанием оставить им в качестве вознаграждения несколько трофейных ботов и баркасов. Со слов старосты, опасались репрессий после ухода русских. Явно кто-то провел «разъяснительную работу». Даже рыбу соглашались продавать только из свежего улова и только у дальних островов, чтобы не было видно с берега. Видимо, в селении имелись японские агенты. Прямо об этом не говорил никто, но по некоторым полунамекам было понятно.

Несмотря на несколько напряженную атмосферу, палаточный лагерь на берегу быстро заполнили русские моряки и офицеры, получившие приказом командующего двое суток на отдых. Это было совершенно неожиданно для всех. Получить среди войны два дня на курорте! Правда, абсолютно забыть о службе возможности все же не было. Те, кто оставался на кораблях, сменялись вахтами, так же как и вооруженная охрана лагеря, усиливавшаяся в ночное время. И все же это был курорт!

Боевое дежурство вокруг рейда посменно несли эсминцы и наблюдатели на прибрежных высоких горах. На остальных кораблях пары не разводили, поддерживая в рабочем состоянии только пародинамо и станции беспроволочного телеграфа. Находясь менее чем в пятистах милях от Цусимы, на принадлежащих Японской империи землях, российский Тихоокеанский флот чувствовал себя в относительной безопасности.

Два месяца, прошедшие после Цусимского сражения, за которые была проведена большая аналитическая работа по обобщению боевого опыта, а также наработки, полученные от экипажей интернированных «Дианы», «Аскольда» и «Цесаревича», позволили достаточно хорошо изучить тактические и технические возможности японского флота, и миф о его непобедимости и вездесущности полностью улетучился.

Отпечатанные во Владивостоке в большой спешке брошюры, с разбором всех боевых эпизодов, разошлись среди офицеров молниеносно и были зачитаны до дыр. Теперь все знали, что японца бить можно, и не раз видели, как это бывает, так что излишней подозрительностью никто уже не страдал, что позволяло полноценно отдыхать, когда это позволяла обстановка.

Правда, начала проявляться другая сторона такой информированности. Были отмечены случаи, когда эта уверенность переходила в беспечность, с малейшими проявлениями которой боролись беспощадно. Никакого шапкозакидательства сейчас русский флот себе позволить не мог. Одна ошибка могла свести на нет все последние успехи, поэтому цена каждого принимаемого решения была неимоверно высока.

«Расслабон» у берега японского, хоть и глубоко провинциального, острова беспечностью не был. Экипажам, измотанным до предела за последние три недели, был просто жизненно необходим хотя бы краткий, но полноценный отдых. Элементарные расчеты показывали, что, находясь теоретически в полностью не боеспособном состоянии у Окинавы, с одним только дозорным истребителем в море и наблюдательным постом на горе, времени для разведения паров дежурной сменой кочегаров и возвращения на корабли всех остальных будет достаточно. Правда, при условиях видимости до горизонта, что и имело место быть в данный момент.

В случае появления даже одиночного дымка, которым вполне мог оказаться японский разведчик, до его приближения к рейду на приемлемое для наблюдения расстояние пройдет не менее полутора часов, чего вполне достаточно для введения в действие современных котлов. А уж на ходу японцам нас теперь ни за что не взять.

К тому же от обнаружения разведчика до появления значительных сил флота противника должно было пройти какое-то время, за которое разведчик будет наверняка уничтожен или отогнан, не выполнив своей главной задачи. А наш флот успеет уклониться от боя или примет его в удобной для себя позиции.

Поздно вечером 15 июля к борту «Безупречного», бывшего в дозоре в тот день и державшегося в десяти милях от порта, подошла рыбацкая лодка, с которой передали сумку с бумагами на японском языке. Бумаги и сама сумка сильно пострадали от воды. Передавшие ее рыбаки жестами и прочими средствами объяснили, что нашли это в море у перевернувшейся лодки. Но судя по тому, что двое рыбаков носили свежие повязки на еще кровящих ранах, было похоже, что перевернулась та лодка не от волн.

Раненым оказали помощь, обменяв сумку на три мешка муки, кусок парусины, пенковый трос, гвозди и набор плотницкого инструмента, после чего по радио вызвали из порта связной катер, с которым отправили добычу в штаб. Лодку предлагали отбуксировать до берега, но рыбаки отказались.

Когда бумаги перевели, они оказались рапортом местного милицейского начальника о пребывании русских на Окинаве, измене и соучастии жителей селения Сюри русской временной оккупации. Указывались места для удобной скрытной высадки людей недалеко от порта. К рапорту прилагался список изменников. Этот список передали в совет старейшин, посоветовав тайно увести этих людей и их семьи из города.

К этому времени экипажи уже возвращались на свои корабли. На них шла приборка. Угольные ямы были засыпаны, кладовые заполнены, а эсминцы традиционно имели в перегруз по двадцать три – двадцать пять тонн. Трюмы всех пароходов-снабженцев полностью опустели, и теперь они собирались назад, в Сайгон. Грузчики, получившие солидные премии за расторопность из судовых касс флота, отдыхали и отъедались, в предвкушении скорого возвращения домой и окончательного расчета.

То, что не поместилось в ямах и кладовых боевых кораблей, забрала «Корея», также отправлявшаяся с флотом на Цусиму или дальше – как повезет. На разгруженные снабженцы перевезли мешки с почтой экипажей, а также залитые сургучом и оснащенные балластом мешки штабной корреспонденции и тяжело раненных моряков и солдат, для скорейшей доставки в госпиталь. Поскольку дальнейший путь эскадры никто предсказать сейчас не мог, их было решено отправить в Сайгон, на попечение светлейшего князя Ливена и французских колониальных властей.

Наиболее значимую убыль в людях среди всех кораблей имел крейсер «Светлана». Эти потери были преимущественно результатом безрассудных лобовых атак его десантной ротой японских позиций в осакском арсенале. Экипаж крейсера пополнили за счет остальных экипажей. «Де-Грасс» дальше должны были вести моряки с угольщиков. Тихоходный француз отправлялся во Владивосток вокруг Японии самостоятельно, чтобы не связывать собой эскадру, выход которой назначили на утро 16 июля.

Пароход благополучно добрался до пункта назначения, где и избавился от своего груза. Вскоре после войны во Владивостоке была построена фабрика, оснащенная доставленными им станками. Назвали ее «Рожественской». Спустя много лет она трансформировалась в «Рождественскую», и уже никто не помнил, то ли потому, что открыли перед Рождеством, то ли еще почему.