Под защитой камня - Джин М. Ауэл

Эйла опять шла рядом с Мартоной почти в начале процессии. Она заметила, что Ларамар, поглядывая на нее, направился в хвост Девятой Пещеры и в итоге занял место перед вождями Третьей Пещеры. Хотя Манвелар старался держать дистанцию, оставляя небольшой промежуток между двумя разными Пещерами, Ларамар вместе со своей высокой костлявой подругой и целым выводком детей шел достаточно медленно, чтобы отделиться от впереди идущих. Эйла вскоре убедилась, что он делает это специально, пытаясь создать впечатление, что его семья идет первой в следующей за ней Пещере, а не последней в той, что идет впереди, хотя все, разумеется, знали статус его семьи и к какой Пещере она принадлежит.

Длинная цепочка людей выстроилась в один ряд, когда процессия приблизилась к узкой тропе перед Большой Скалой, затем, воспользовавшись удобными плоскими камнями, все переправились через Рыбный ручей, сбегавший вниз по дну долины Мелкоречья. Когда тропинка вновь прижалась к Неприступному Утесу, все пошли гуськом до Переправы, но, оказавшись на другом берегу, не пошли, как прежде, на юг к Скале Двуречья, а повернули обратно к северу, выйдя на другую тропу.

Больше не ограниченные узкой тропкой между скалистым берегом и рекой, Зеландонии рассредоточились и шли по двое или по трое в ряд по ровному лугу пойменных земель, потом миновали череду холмов, которые Эйла уже видела с другого берега Реки. Солнце клонилось к западу, приближаясь к вершинам далеких скал, люди подошли к небольшой изолированной, исключительно ровной котловине с известняковыми склонами. Процессия замедлила движение и остановилась.

Оглянувшись, Эйла окинула взглядом пройденный путь. Крутые, озаренные солнцем скалы отбрасывали густую тень на луга свежей летней травы. Естественная приглушенная желтизна известняка, исполосованная темными выщелоченными примесями, приобрела темно-пурпурный оттенок, и унылый мрак опустился на воду, текущую у подножия этих скалистых твердынь. Он протянулся также и за Реку, скрывая кусты и деревья, обрамляющие берег, хотя укороченные силуэты самых высоких деревьев еще вздымались над этой медленно наползающей тьмой.

Видимые отсюда каменные стены с вершинами, опушенными травами и редкими кустами, являли собой неожиданную картину унылого и мрачного великолепия. К югу, прижимаясь к кромке воды, вздымались стены Неприступного Утеса и Большой Скалы, соседствующие с долиной Мелкоречья. Скальный массив, отступивший от Реки и давший место Общему Полю, отклонялся к рельефным провалам пещер на террасе перед Нижним водопадом и, наконец, как раз в том месте, где Река круто поворачивала на восток, завершался огромным навесом Девятой Пещеры.

Когда движение возобновилось, Эйла заметила, что несколько человек зажгли факелы.

— Может, мне тоже следовало захватить факел, Вилломар? — спросила она идущего рядом с ней мужчину. — Наверное, уже совсем стемнеет, когда мы будем возвращаться.

— Так и надо, чтобы стемнело, — сказала Мартона; она шла рядом с Вилломаром с другой стороны, — тогда мы зажжем много факелов. Покинув кладбище, люди зажгут факелы, чтобы освещать путь, но мы разойдемся в разные стороны. Надо будет разделиться на группы, чтобы запутать духов. Елан Шевонара и любые другие оказавшиеся поблизости духи могут попытаться последовать за нами. В темноте их легче запутать, и если им удастся выбраться за частокол, то они не поймут, за каким огоньком им следовать.

Когда процессия подошла к кладбищу, темнота которого подчеркивалась огненными факельными язычками, Эйла сразу почувствовала какой-то сильный запах. Горящие факелы, производящие в равной мере дым и свет, расположились вокруг частокола. Подойдя ближе, она увидела ограждение из резных колов, которые окружали эту священную землю.

— Какой сильный запах у этих факелов, — заметила она.

— Да. Зеландони изготавливают особые погребальные факелы. Они служат защитой от духов, чтобы обезопасить кладбище, или, наверное, лучше сказать — уменьшить его опасность, — пояснила Мартона. — Кроме того, благодаря дыму этих факелов легче будет перенести любое другое зловоние.

Служители шести Пещер расположились по границе этого круга на равных расстояниях друг от друга, обеспечивая людям защиту. Верховная жрица встала за изголовьем могилы, затем четверо мужчин внесли на освещаемое факелами кладбище погребальный гамак. Двое впереди стоящих мужчин прошли по правому борту и остановились перед Верховной жрицей, а их напарники остались в конце выкопанной ими сегодня траншеи.

В молчаливом ожидании они держали тело покойного в похоронном гамаке над могилой. В освещенный факелами кладбищенский круг вступили также члены семьи и вожди Пещеры Шевонара, остальные столпились вокруг резного частокола, ограничивающего священную землю.

Зеландони Девятой Пещеры сделала шаг вперед. Она помедлила немного, и почти сразу наступила тишина. Вся толпа просто затаила дыхание. Эту тишину прорезал отдаленный рев пещерного льва, сменившийся лаем гиены, который словно определил настроение. Следующий услышанный Эйлой звук был жутким и пронзительным. Совершенно потрясенная, она задрожала от ужаса; и она была не одинока в своем чувстве.

Она уже слышала прежде жутковатую, какую-то потустороннюю, музыку флейты, но недолго. Манен играл на этом инструменте во время Летнего Схода Мамутои. Она вспомнила, как провела традиционный погребальный ритуал Клана для Ридага, ребенка, напоминавшего ей ее собственного сына, потому что Мамуты не позволили хоронить ребенка смешанных духов, усыновленного Неззи, по традициям Мамутои. Но вопреки всем Манен заиграл на флейте, когда она исполняла своеобразный танец на безмолвном языке Клана, призывая Великого Пещерного Медведя и дух ее тотема принять Ридага в следующий мир Клана.

Ей вспомнились похороны Изы, когда однорукий Мог-ур по-своему проводил тот обряд над ее могилой. Потом Эйла вспомнила его смерть. После землетрясения она зашла в пещеру, где находилась погребальная пирамида Изы, и нашла его там с пробитой головой, заваленным упавшими сверху обломками. Она также проводила его в следующий мир, поскольку никто не осмелился войти в эту пещеру, еще сотрясавшуюся от слабых толчков землетрясения.

Но звук этой флейты навеял и другое воспоминание. Она слышала его еще до того, как встретилась с Мамутои, на традиционной церемонии, посвященной Пещерному Медведю на Сходбище Клана. Мог-ур другого Клана играл на подобном инструменте, хотя пронзительные трели, символизирующие духовный голос Урсуса, отличались по тональности и тембру как от голоса флейты Манена, так и от музыки, звучащей сейчас.

От этих мыслей ее отвлекла Верховная жрица, которая начала говорить проникновенным и звучным голосом:

— Великая Земная Мать, Главная Прародительница, Ты призвала Твое дитя обратно к Себе. Он стал жертвой, призванной в обмен за Духа Бизона, и Зеландонии, дети Твои, живущие в этом юго-западном краю, просят Тебя удовольствоваться одной этой жизнью. Он был храбрым охотником, добрым мужем и хорошим оружейником. Он почитал Тебя в этой жизни. Мы просим Тебя: проведи его благополучно в Твои пределы. Его жена горюет о нем, ее дети любили его, племя уважало его. Он призван к Тебе в расцвете сил. Да будет удовлетворен Дух Бизона, о Дони, да удовольствуется он одной жертвой.