Люди Путина. О том, как КГБ вернулся в Россию, а затем двинулся на Запад - Кэтрин Белтон

в налоговый кодекс, которым так сопротивлялись нефтяные бароны, государство получало огромную выручку. Фонд должен был служить буфером на случай резкого падения цен на нефть. В 2005 году его запасы составляли 30 миллиардов долларов, в следующем году — 70 миллиардов, а внешние резервы выросли до 260 миллиардов. Цены на нефть к тому моменту перевалили за 60 долларов за баррель. Для сравнения: в 1999 году баррель стоил 17,4 доллара, и Россия с трудом справлялась с последствиями экономического кризиса. Именно в тот момент Ельцин назначил Путина своим преемником. Все изменилось с ростом цен на нефть. Теперь экономические волнения, из-за которых Семья согласилась передать власть спецслужбам, казались далеким прошлым.

Пока Роман Абрамович занимался улучшением жизни на Чукотке, в Москве и региональных столицах шла спонтанная трансформация иного рода. Вначале медленно, а затем стремительно на центральных улицах городов стали появляться яркие торговые комплексы, выстроенные по европейским стандартам. Бренды Mango, Benetton, Diesel и Adidas сменили унылые столовые и советские универмаги. В шикарных ресторанах сибирских городов подавали ягнятину из Новой Зеландии, телятину из Австралии и французские вина.

Потребительские траты резко увеличились, и в стране внезапно обозначился средний класс. Десять лет назад люди за один день потеряли все сбережения, а теперь снова потекли наличные, которые можно было тратить в свое удовольствие. В годы президентства Путина благодаря растущим ценам на нефть экономический рост достиг 6,6 %, а средняя зарплата увеличилась вчетверо.

Это был период изобилия и стабильности. И хотя сам Путин влиять на рост нефтяных цен не мог, в те дни формировался образ президента как бога, царя и спасителя России. Казалось, это стало частью негласного договора между россиянами и президентом. Они были согласны не обращать внимания на рост коррупции и усиливающееся давление правоохранительной системы на большой и малый бизнес. Людей не заботило отсутствие свободной прессы, когда доходы населения росли и страна наконец обрела долгожданную стабильность. Россияне теперь жили почти так же, как их европейские соседи. Средний класс давал Путину и его силовикам негласное разрешение при необходимости упечь в тюрьму кого угодно, если это не мешало отдыху в Турции.

Тот факт, что КГБ захватил власть, выкачал активы из страны и повернул вспять развитие правовой системы, прошел мимо внимания большинства россиян. Кремль взял под контроль медиа, истребил политическую конкуренцию и захватил все рычаги власти. Население было отстранено от политических процессов. Аналитик Мария Липман позднее назвала это «пактом невмешательства»: люди позволяли Кремлю монополизировать принятие решений по политическим и экономическим вопросам до тех пор, пока это не мешало их собственной жизни. Эта модель кардинально отличалась от советской, когда всемогущая партия и вездесущий КГБ вторгались во все сферы жизни. Теперь же, если не страдали интересы спецслужб, людей никто не трогал. По большому счету, россияне с готовностью приняли новые правила игры, что только укрепило исторически присущую России систему власти. Как писала Липман, это был «вечный русский порядок — доминирующее государство и бессильное раздробленное общество».

Связанные с КГБ бизнесмены, с которыми мне удалось побеседовать, часто ссылались на особую российскую ментальность. Именно этим они пытались оправдать действия КГБ во власти. Трагедия России в том, говорили они, что люди не хотят участвовать в политике, они просто не знают, как это делается. С древних времен, говорили бизнесмены, грустно качая головами, это вшито в национальный менталитет. Такое объяснение, очевидно, было весьма удобным и позволяло лишний раз убедиться в правоте своего решения не допускать людей к демократии. В КГБ хорошо усвоили уроки прошлого. Теперь силовики делали что хотели не потому, что за ними стояло мощное государство, а потому, что их новым инструментом стал капитализм. Как цинично выразился женевский товарищ Жана Гучкова, они и в самом деле верили, что населению нужны только «холодильник, телевизор, дом, дети и машина. Если ваше материальное положение не страдает, все прочее вас не волнует».

Впрочем, некоторые западные законодатели все еще думали, что растущий российский средний класс начнет мечтать о чем-то великом. Они надеялись, что, увеличив доходы, получив возможность ездить в западные страны, россияне со временем потребуют больше политических прав. Запад, вдохновленный своей победой в холодной войне и экспансией Евросоюза, в который вошел и бывший восточный блок, поверил в глобальную интеграцию России и гостеприимно распахнул двери на свои рынки. Никто не сомневался в силе глобализации, свободном рынке и демократии. Расширение Европы на восток стало «главным вкладом в дело мира, стабильности и процветания в Европе за последние годы», сказал в 2004 году еврокомиссар по расширению Гюнтер Ферхойген. В те времена все были полны надежд.

Российские компании размещали свои акции на западных фондовых биржах, в частности в Лондоне. Только в 2005 году продажи акций в Лондоне достигли 4 миллиардов долларов, что показало существенный рост по сравнению с 1,3 миллиарда на всех рынках за тринадцать лет после краха СССР. На Западе твердо верили, что компании, за которыми в основном стояли олигархи эпохи Ельцина, представляют будущее России. Несмотря на опасения, возникшие после трагедии ЮКОСа, все были уверены, что рост предложений на рынке был явным признаком взросления России как рыночной экономики.

Бизнес устремился в Лондон. Для выхода на Лондонскую фондовую биржу требовалось предоставить выписки со счетов минимум за последние три года в соответствии с международными стандартами и подтверждение того, что акции компании продавались в Москве минимум в течение последнего полугода. Многие законодатели верили: чем больше российских компаний будет представлено на Западе, тем быстрее Россия примет западные стандарты корпоративной прозрачности и эффективного управления.

— Все думали, что олигархи, разместившие свои акции на бирже, подчинятся правилам корпоративного управления и станут частью глобальной системы, — сказал Найджел Гулд-Дэвис, атташе по экономическим вопросам посольства Великобритании в Москве, а затем — посол в Беларуси.

Он сказал, что агрессивное поведение переходного периода девяностых годов останется в прошлом и «они начнут вести себя иначе, потому что поймут, что так надо». Торги на Лондонской бирже также гарантировали дополнительный уровень защиты от путинских силовиков и желанный статус респектабельного бизнеса.

Западные банкиры и законодатели возлагали большие надежды на растущую армию представленных в Лондоне российских компаний. Стремительно развивался средний класс. Все думали, что однажды новое поколение бизнесменов потребует от правительства Путина либерализации политической и экономической среды.

— Шансы на то, что все будет развиваться в нужном направлении, были велики. Этому поспособствуют изменения в обществе, — сказал глава крупного московского инвестиционного банка «Ренессанс Капитал» новозеландец Стивен Дженнингс. — В какой-то момент потребуется, чтобы к власти пришел более либеральный и прогрессивно мыслящий лидер. Мы просто не