Законы границы - Хавьер Серкас

Я тоже встал и, помогая ей идти, заметил, что она была еще сильнее исхудавшая, чем казалось. Я почувствовал под своими пальцами кости ее плеч, лопаток, бедер. В туалете не было света и бачок унитаза не работал. Боясь, что Тере упадет, я спросил, не остаться ли мне с ней, но она отказалась и, протянув тазик, попросила набрать в него воды в кухне. Я сделал это и, дожидаясь под дверью туалета, подумал, что должен непременно вытащить Тере из этого дома — и не только ради нее, но и ради себя. Поскольку она долго не выходила, я спросил, все ли у нее в порядке. Тере открыла дверь, забрала у меня тазик и снова закрылась.

Когда она вышла из туалета, лицо у нее было умыто, а волосы причесаны. Тере снова вручила мне тазик и попросила отнести его в кухню. Я едва не сказал ей: «Поедем отсюда, Тере. Ты больна, тебе нужно к врачу. Надень что-нибудь, и пойдем, моя машина внизу». Однако я сдержался, взял тазик, а Тере одна дошла до своего кресла и села, накинув покрывало на ноги. Она опять стала смотреть в окно. Небо потемнело, но сумерки еще не наступили. Я оставил тазик в кухне и вернулся в комнату. Увидев меня, Тере произнесла: «Ты не хочешь спросить, почему я попросила тебя приехать?» Я сел рядом с ней и попытался взять ее за руки, но она отняла их и скрестила их на груди, словно внезапно ей стало холодно. «Почему ты попросила меня об этом?» — промолвил я. Тере помолчала несколько секунд и неожиданно сказала: «Это я вас предала». Я услышал ее слова, но не понял их смысла. Тере повторила.

— Она говорила о вашем последнем налете на отделение «Банко Популар» в Бордильсе?

— Да.

— Тере хотела сказать, что это она вас сдала?

— Именно. Я остался сидеть неподвижно, лишившись дара речи, будто Тере сообщила мне, что только что видела НЛО или ее приговорили к электрическому стулу. Она опустила руки, и, когда начала говорить, я отвел от нее взгляд и устремил его за окно, где мальчишки играли в футбол, а ломовая лошадь бродила вокруг столба. Тере заверила, что сказанное ею абсолютная правда, она сдала нас полиции и именно поэтому в тот раз под благовидным предлогом не стала участвовать в налете. «Они запугали меня, — объяснила Тере. — Угрожали. И если бы они угрожали только мне, я бы им никогда ничего не сказала. Но они стали угрожать моей матери, сестрам, собирались забрать детей. Полиция была очень зла на нас, особенно на Сарко. Они хотели поймать его, понимали, что если он попадется, то придет конец всей банде. В общем, меня приперли к стенке. Я знала, что рано или поздно нас все равно поймают, а Сарко никогда не заподозрит меня. Даже если ему удастся это выяснить, то он мне ничего не сделает. И я сдалась. Что мне оставалось делать?» Я был потрясен, хотя не сомневался, что все сказанное Тере было правдой. Зачем Тере врать об этом, через столько лет? Для чего наговаривать на себя? «Только я поставила им одно условие, — продолжила она. — И они его приняли». Тере сделала паузу, ожидая, что я задам ей вопрос, но я промолчал. «Я поставила условие, чтобы они позволили тебе уйти», — промолвила она. Я отвел взгляд от окна и уставился на нее: «Мне?» Тере погладила пальцем родинку возле носа. «Я должна была выбрать кого-то, но не могла выбрать Сарко, — пояснила она. — Сарко они не согласились бы отпустить, а тебя — легко. В тот день полицейские гнались вовсе не за тобой. Даже если бы Сарко не задержал их у Ла-Девеса, они все равно не схватили бы тебя, а если бы и схватили, то быстро отпустили. Такой у нас с ними был уговор. А в подобных случаях обещания всегда выполняются. И ты это знаешь лучше меня».

«Почему ты решила рассказать мне об этом сейчас? — удивился я. — Почему не сообщила раньше?» «Раньше Сарко был жив, и я не хотела, чтобы ты передал все ему, — ответила Тере и добавила: — Не хочу, чтобы ты и дальше пребывал в заблуждении. Ты должен знать правду, а правда в том, что ты ничем не обязан Сарко». Тере несколько секунд пристально смотрела на меня, ожидая моей реакции. Затем спросила: «Ты злишься на меня?» «Почему я стал бы на тебя злиться? — воскликнул я. — Ты ведь сказала, что спасла меня». «Да, но сначала предала. Тебя и всех остальных. И в результате все стали думать, будто ты их сдал». «Что тебе еще оставалось делать? — пожал я плечами. — Сначала у тебя не было выбора, кроме как рассказать все полиции, а потом — молчать о том, что ты это сделала. Кроме того, знаешь, сколько лет назад это было? Тридцать. Тех, кого это могло касаться, уже нет в живых. Сарко умер. Остальные умерли. Все, кроме тебя и меня». Тере внимательно меня слушала, а когда я замолчал, вновь повернулась к окну. Я посмотрел на ее заострившийся профиль, на бледные виски и щеки и проступавшую под кожей голубую сеточку вен. Тере вдруг сказала: «Смотри, начался дождь».

С неба падали крупные капли, прогнавшие детей с поля, но лошадь осталась стоять на месте. Я пододвинул свой стул к креслу Тере — так что наши колени соприкоснулись, и, когда собирался заговорить, заметил, что ее левая нога не двигалась вверх-вниз, как прежде. Внезапно мне стало ясно, что это и было то изменение, на которое я обратил внимание. «Тере», — произнес я, снова взяв ее за руки. Она, казалось, была поглощена созерцанием дождя, измотанная только что сделанным признанием. Я повторил ее имя. Она повернула голову и посмотрела на меня. «Ты помнишь игровой зал «Виларо»? — спросил я. — Помнишь, как мы впервые встретились?» Тере молчала, ожидая, чтобы я продолжил. «Знаешь, что пришло мне в голову, когда я тебя увидел? Я подумал, что ты — самая красивая девушка в мире. И знаешь, что думаю сейчас? Ты — самая красивая женщина в мире». Тере слабо улыбнулась. «Давай я отвезу тебя в больницу? — продолжил я. — А потом мы поедем домой. У тебя все будет хорошо. Я стану заботиться о тебе. И мы никогда больше не расстанемся. Обещаю». Тере выслушала меня с безмятежным выражением лица, затем глубоко вздохнула, выпрямилась в кресле и, взяв мое лицо в свои ладони, поцеловала меня. На ее губах не чувствовалось никакого