Спасение Рейн - Келси Кингсли

головой. — Здесь не о чем беспокоиться.

Рэй выглядела сомневающейся. Неубежденной.

— Но… почему она сказала все это сейчас? Почему она… — Рэй вздрогнула, и я был уверен, что она думала, что я этого не видел, но я видел. — Боже, почему она так говорила? Она была так… напугана.

Я не хотел быть нетерпеливым с ней. Были вещи, о которых Рэй не знала, вещи, которые у нее не было причин понимать. И это была не ее вина. Поэтому, отвечая, я заставил гнев и стресс, которые испытывал только по отношению к матери, не просочиться в мой голос.

— Рэй, она так говорила, потому что, наверное, долбанула слишком много таблеток и у нее был херовый приход.

Разочарование застыло в моих жилах, когда я произнес эти слова вслух. А потом почувствовал себя идиотом из-за того, что вообще был разочарован. Чего, черт возьми, я ожидал от своей матери? Неужели действительно думал, что однажды она исправится и станет лучше? Неужели думал, что та изменит свое мнение?

Нет, не думаю, что я действительно верил в то, что это произойдет, но солгал бы, если бы сказал, что перестал надеяться.

Мне кажется, никто никогда по-настоящему не перестает надеяться. Даже на то, что заведомо невозможно.

— Ты действительно думаешь, что это всё, что было? — прошептала Рэй, ее нерешительность была очевидна. — Потому что, Солджер, я не знаю. Она просто… она звучала очень…

— Что? Отчаянно? Беспокойно? Испуганно?

Рэй поковыряла кутикулу и неохотно кивнула.

— Да, я знаю. Она всегда так говорит, когда принимает какую-нибудь тяжелую дрянь.

Рэй посмотрела на меня с большим скептицизмом, чем я ожидал.

— Ты уверен?

— Уверен ли я? — огрызнулся я, отбрасывая одеяло и вылезая из кровати с такой поспешностью, что чуть не споткнулся о собственные глупые ноги. — Думаю, я чертовски уверен, Рэй. Даже больше, чем ты.

Я оглянулся через плечо, направляясь к шкафу.

— Без обид.

— Ладно.

«Рэй просто пытается помочь. Она просто пытается разобраться во всем вместе со мной».

Я схватился за верхнюю часть дверного косяка, зажмурил глаза и выдохнул. Затем повернулся к Рэй лицом, все еще сидящей на кровати, где оставил ее.

— Ты не знаешь мою мать так, как знаю ее я, — начал я, мой голос был тихим и хриплым. — И я могу понять желание поверить, что она говорит такие вещи не просто так. Понимаю желание поверить, что она действительно может любить… — Мой голос дрогнул под тяжестью пульсирующего желания расплакаться, и я прочистил горло, зажимая нос и прогоняя прочь эти чувства. — Она не способна ничего любить, Рэй. Она такая, какой была всегда.

Рэй слегка кивнула и едва ли могла смотреть на меня. Не могла даже моргнуть, чтобы по ее щеке не скатилась непрошеная слезинка. Сначала я подумал, что эта слеза — свидетельство боли, которую я причинил, и возненавидел ее. Я ненавидел себя за то, что говорил грубо, за то, что сорвался и вызвал воспоминания о ее прошлом.

Но потом, когда Рэй поднялась на ноги, зажмурила глаза и двинулась вперед, обхватив меня за талию и прижавшись щекой к моей груди, я понял, что Рэй расстроена вовсе не из-за моей резкости по отношению к ней.

Она расстроилась за меня.

— Мне так жаль, — прошептала Рэй, прижимаясь губами к моей коже.

Я прикоснулся подбородком к ее макушке и притянул ее тело к своему.

— Не стоит.

— Ну, я все равно сожалею.

Рэй сжала мою талию, и я обхватил ее за спину, прижимая ее к себе еще ближе, еще сильнее. Хотелось бы обладать способностью заставить ее атомы слиться с моими.

— Сколько у тебя времени до работы? — спросил я, ненавидя, что ей вообще приходится уходить.

Она убрала руку с моей талии, чтобы посмотреть на часы.

— Около часа.

Я наклонил голову так, что мои губы коснулись ее волос.

— Хорошо. Я быстро схожу в душ, а потом приготовлю завтрак.

Она улыбнулась, прижавшись к моей груди.

— Я разбужу Ноя.

Я смотрел, как Рэй выходит из комнаты, а голос моей матери все звучал у меня в голове. «Я люблю тебя», — сказала она, возможно, впервые в жизни, и, Боже, как мне хотелось в это верить.

Но, как и сказал Рэй, я не был уверен, что Диана Мэйсон способна любить что-либо, кроме своих маленьких розовых таблеток. И мне следовало убедить себя, что это нормально; ведь убеждал себя в этом большую часть своей жизни.

И, кроме того, пока у меня была любовь Рэй, я не нуждался в своей маме.

Да у меня ее никогда и не было.

* * *

Яйца шипели на сковороде, а хлеб болтался в тостере, готовый в любой момент выскочить и напугать меня до усрачки.

Рэй сидела за столом с Ноем, беседуя о том, что он будет помогать ей в библиотеке в течение следующих нескольких дней, пока его бабушка и дедушка не вернутся из поездки в Поконо.

Элевен играл с болтающимися концами моих шнурков, вздрагивая каждые несколько секунд, когда бекон потрескивал.

Ничего необычного. Все было хорошо. Все казалось именно таким, каким и должно было быть. И все же над моей головой висело облако дурного предчувствия, то самое, которое накануне усилилось из-за того единственного ворона, который сопровождал нас во время прогулки на пляж. Жуткое чувство тревоги, ощущение, что вот-вот что-то пойдет не так…

«Может быть, все просто слишком хорошо», — подумал я, когда тост выскочил, заставив меня вздрогнуть и подпрыгнуть.

Рэй рассмеялась.

— Каждый раз.

— Вот же хреновина, — пробормотал я, слегка посмеиваясь, когда схватил четыре ломтика тоста и положил еще два.

«Так оно и есть. Я просто не привык, чтобы все было так хорошо».

«Но Сет на свободе. И Леви тоже. И эти звонки от мамы…»

Я сказал Рэй, что эти звонки — ерунда. Сказал ей, что у нее, очевидно, просто был херовый кайф. Но…