Страстотерпицы - Валентина Сидоренко

За детьми села култукская бывшая знать. Клавдиина гвардия. Базовские, кладовщицы, бухгалтера, работники бывшего леспромхоза. Все уже пенсионеры. Они были в шубах, с песцами и соболем на воротках, в добротных старомодных костюмах. Роскошный стол во весь дом ломился от изобилия. «Бедный Толик, – думала Милка, – оголодавший до истощения в последние месяцы своей жизни, знал бы он, какие у него будут поминки».

Третья смена была попроще. Соседи, одноклассники покойного и, наконец, култукская бичевня. Помятые, синюшные, ждавшие своей очереди стороночкой. Они кушали деликатно, пили скромно. Все получили булочки и Изину «катанку» с собою. Клавдия работала, как двужильная. И если Милка после бессонных ночей валилась с ног, то Клавдия, спокойно и неустанно перебирая по дому толстыми ножищами, обслуживала все смены столов, подавала, наливала, подкладывала, провожала, искала одежду поминальщиков, раздавала булочки. И все она делала одинаково со всеми, без различия. И чем больше она работала, тем, казалось Милке, становилась свежее и значительнее. Георгий молча двигался у нее на подхвате, и в движениях, взглядах, негромких перемолвках обоих супругов ясно ощущалось абсолютное понимание и сжитость.

«Сжились, – горько думала Милка, – не слюбилися, дак стерпелися».

Напослед уже сели все родные и бабы-соседки да помогальщицы. Клавдия убрала с соседками последний стол и накрывала для своих. Этот последний стол был попроще накрыт, но по-домашнему обильнее. Котлеты с верхом в чашке. Омуль разложили по тарелкам. Мясо поставили в кастрюле. Со дна послаще.

Клавдия села в самом заду, когда почти все уместились. Георгий, потоптавшись, подсел к жене. Милка, которую вновь забыли, оказалась рядом с ним на единственно свободным стуле. Шумно устраивающееся застолье вмиг утихло. Все смотрели на троицу. Клавдия уже накладывала себе в тарелку пюре с котлетами и, почуяв напряжение за столом, оглянулась. Секунду она задержала свое блюдо над столом, потом разрешающе махнула рукой землякам: не берите, мол, в голову, поминайте.

– И то правда, – согласилась вслух Таисия. – Мириться надо. Сестры…

Первую рюмку выпили стоя. Клавдия выпила ее полностью и принялась за еду. Ела она основательно и строго, соблюдая чин. Вначале блин с киселем, потом ужинала, доедая каждое блюдо до ложки, подчищая его хлебцем. Потом, оглядевшись, накладывала новое, не забывая о муже. Георгий ел как привык – все, что подложит жена. Милка то пощипывала, то переедала. То, взволнованная забытой близостью Георгия, сидела, уставившись в тарелку. Поев, Георгий поерзал между сестрами и вылез из-за стола. Клавдия оказалась рядом с Милкою.

– Ну размахнулись вы, молодцы, – похвалила Варвара. – Толик столько за жизнь не съел. Столь народу! Анютка, ты считала, сколь?!

– Че тут считать? – ответила старшая невестка. – Четвертый стол, человек по шесят..

– Считай пол-Култука… Вот честь Толику-то.

– Принесли больше, – отмахнулась Клавдия. – Спасибо всем. Помогли, не оставили.

– Да, своя землица не оставит, – вздохнула Таисия.

– Хоть бы успеть в свою землю лечь. А то продадут нас китайцам. И шкуры сдадут…

– Кто?!

– Да кто, сволота-то эта! Видала по ящику-то, борова одне.

– Брось, брось! Путин наведет порядок!..

– Порядок! – возмутилась Таисия. – Порядок. А землю продает.

– Кому?

– Да кому не лень! Мы-то с тобою на могилку не заработали. Оне вон все разграбили. Теперь нас продадут.

– Будя, будя! Матерь Божья не даст Россию продавать.

– А, надоели вы со своей церквою…

– А ты с партией!

Клавдия, отставив тарелку, взяла со стола бутылку.

– Помянем, сестра, брата.

– Давно бы так! – воскликнула баба Кланя.

– Все уж, таперь чего делить. Разделено уже все… – подхватила Варвара. Сама взяла рюмку, но увидела Митяя с порога, садившегося за стол. – Ку-у-да! Третий раз садишься!

– Не позорь мужика! Дома разберетесь!

Клавдия выпила махом до дна.

– Горькая, язви ее. Как они ее жрут.

Милка не допила, поставила на стол. От усталости и нервного перенапряжения у нее поплыло перед глазами. Она не ела уже дня два и сейчас только похватала.

– Ешь холодец-то, – уговаривали ее бабы. – Картошки с котлеткою. Ешь больше. А то худая.

– Ноне модно.

– Дурная мода – без тела жить.

– Царство небесное Толику, – сказала тихо Клавдия. – Попил он кровушки-то у нас.

– У тебя не убыло, – усмехнулась Милка. – Я-то с ним понянькалась.

Хмель ходил по опустошенному ее чреву, но есть почему-то не хотелось.

– Раздобрела ты, – заметила мирно Милка. – Тебе идет.

– Чего ж, – спокойно ответила Клавдия. – Питание хорошее. Работаю на воздухе. Молочко… Зато ты исхудала.

– Не до жиру. Быть бы живу.

– Вот кушай. Все свое.

– Спасибо, сыта по горло. Особо Толик. При жизни-то он у тебя корки хлеба не выпросил.

– Ну, положим, выпросил, – усмехнулась Клавдия, в открытую разглядывая постаревшее лицо сестры. – И не только корочки. На водку я, правда, не давала. И своего не поважаю. – Она с нажимом произнесла «своего».

Милка дернулась. Клавдия заметила это.

– Вы ведь с Толиком привыкли, что вам все даром в жизни давалось. Как бабочки порхали. – Клавдия подумала и подложила себе еще холодца в тарелку. – Не тем будь помянут братец наш.

– Мы, конечно, бабочки. – Милка пьянела. – Зато ты у нас крупнорогатое…

Клавдия дрогнула, изменилась в лице.

– Может быть, – тихо и четко сказала она. – Я всю жизнь пахала. И живу только заработанным.

– И я работаю.

– Чем?!

– У тебя мозгов не хватит понять, чем я работаю.

Сестры говорили очень тихо, с улыбками на лицах, и в шумном говоре застолья никто не улавливал ссоры.

– У тебя одно рабочее место. Там мозгов не надо.

– Смотри, сестра: если у меня оно одно рабочее… Поработаю еще. Не пеняй потом. Не отпущу.

– Вон он! Хоть ложкой хлебай!

– С чего бы такая щедрость?

– Богатая я баба. Без него забот хватает. Я своих деток на помойку не выбрасывала. Так что есть чем жить.

Клавдия щедро намазала студень горчицей и отправила его в рот. Не поморщившись.

Милка побледнела. Клавдия, предчувствуя выпад, напряглась.

Застолье почуяло что-то и притихло. Милка оглядела стол, соседей, встала и вышла, хлопнув дверью.

– Чего это? – спросила Варвара.

– Заплохело с устатка, – ответила Клавдия и запила горчицу стаканом киселя.