Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ - Джеймс Райзен

— Вы можете передать своим людям на месте падения самолета, чтобы они не подпускали охотников за сувенирами?

Я не мог позволить, чтобы кто-то отвинтил носовой и хвостовой конусы, где были установлены системы управления оружием и средства авионики.

— Никого не подпустим, но вы должны сейчас пообещать, что купите самолет. Иначе от предложат его другим.

Эти предложат, подумал я. Война была прибыльным бизнесом для охотников за военной техникой и металлоломом. Она идеально отвечала интересам афганских предпринимателей. У всех тут были интересы — от НАТО до Китая. Но у нас часто было право первого выбора, и афганские торговцы знали, к кому идти с первым предложением. Я даже знал некоторых предприимчивых торговцев металлоломом в провинциях Пактия и Нангархар, которые специально организовывали нападения моджахедов на советские гарнизоны, чтобы вызвать ответный артиллерийский огонь, а на следующий день приехать на грузовике к командиру этого же гарнизона за стреляными латунными гильзами от снарядов. Ставки на этот металлолом довольно точно отражали состояние рынка вторичных цветных металлов. Это также давало неплохой доход и советскому командиру отдаленного гарнизона. Для успеха сделки хитрые афганские дилеры обычно предлагали ящик «Столичной», черной икры или крабов, полученные ранее в другом гарнизоне. Все были довольны, и очень редко кто-нибудь страдал от этого.

— Что они хотят?

— Мистер Милтон, я уверен, что вы можете получить этот Су меньше чем за 10 грузовичков марки «Тойота». И, может быть, несколько установок залпового огня БМ-12.

— Сколько грузовиков? И сколько БМ-12? — спросил я, зная, что их будет около десятка.

— Может быть, по восемь каждого, мистер Милтон. Но грузовики должны быть новыми, выкрашенными в белый цвет, с красными полосками. И будет очень хорошо, если некоторые грузовики будут с двойными кабинами — на пять мест.

— Послушайте, полковник, вы найдете новые грузовики у себя в гараже, и вы можете быть уверены, что я вас прикрою. То же самое в отношении БМ-12. Договорились?

— Да, думаю, что договорились.

— Тогда мне будет нужна ваша помощь в переправке Су через «нулевую линию», а там уже мои люди все обеспечат. Можете выставить у самолета круглосуточную охрану, пока я получу дальнейшие инструкции? Завтра у меня будет ответ. И спасибо. Это очень важно, но, ради бога, не говорите об этом своим ребятам, которые так возбудились, а то они задерут цену.

— Отлично, мистер Милтон. Но есть еще один момент. У них также находится пилот.

— Пилот!

— Да. Седовласый полковник катапультировался. Он легко ранен и находится под охраной той же милиции. Что вы думаете о пилоте?

— Позаботьтесь, чтобы с ним ничего не случилось, — ответил я.

Я давно старался убедить афганцев и пакистанцев, что моджахеды должны изменить свое отношение к советским пленным, особенно сбитым летчикам. Вскоре после моего прибытия в Пакистан мне показали фотографию советского пилота в серебристом летном костюме, который стоял по пояс в снегу, с кожей, обожженной безжалостным горным солнцем, и с пулевым отверстием в виске. Мертвая рука все еще сжимала пистолет ТТ. Он предпочел смерть плену. С пленными советскими летчиками обращались с особой жестокостью, и им приходилось соблюдать осторожность после того, как в 1986 году у повстанцев появились ракеты «Стингер». Они боялись не столько быть сбитыми, сколько попасть в руки моджахедов.

Я четко доводил до них мысль: американцы считают сбитых летчиков военнопленными, с которыми следует обращаться в соответствии с нормами международного права. Я даже готов был выплачивать вознаграждение за возвращение сбитых пилотов в Советский Союз или их переселение на Запад.

— Они отдадут его нам за еще два грузовичка и, может быть, две установки БМ-12.

— Давайте об этом договоримся так же. Вы расплачиваетесь с милицией, а я вас прикрою. И я хотел бы утром же переговорить с генералом Гулем.

— Я пошлю за вами машину, мистер Милтон.

Исламабад. 9 августа 1988 года

Советская 40-я армия ушла из Джелалабада в середине мая, на начальном этапе полномасштабного вывода войск, оставив этот город, бывший когда-то зимней резиденцией королей, Второму афганскому армейскому корпусу. Многие в советском ограниченном контингенте считали, что как только русские уйдут из Джелалабада, сопротивление правительственных войск прекратится и бандиты захватят столицу провинции Нангархар. Некоторые даже опасались, что афганские союзники ударятся в панику и будут цепляться за уходящие танки и вертолеты, как это имело место, когда американцы уходили из Вьетнама. Однако этого не случилось, и одним из тех, кто считал, что этого не произойдет, был Леонид Шебаршин, который через три месяца после ухода 40-й армии из Джелалабада приехал туда с официальным визитом вместе с новым председателем КГБ Владимиром Крючковым.

После мая в Джелалабаде не оставалось ни одного советского солдата — считалось, что поездка в этот город будет слишком рискованной. Но, к удивлению Шебаршина, Крючков, твердо веривший в прочность режима Наджибуллы, решил, что может совершить короткий визит в Джелалабад. Ночью он вместе с Шебаршиным вылетел туда из Кабула покрашенным черной краской транспортным самолетом Ан-26. Шебаршин чувствовал себя очень неудобно в парашюте, который ему пришлось надеть, тем более что у него не было никакого опыта в этом плане, кроме короткого инструктажа. Просто прыгайте в открытую дверь, дергайте за кольцо на груди, и все будет в порядке, заверил инструктор. Пристегнутая к поясу кобура пистолета тоже не добавляла ему комфорта. В случае прыжка пистолет, скорее всего, потеряется. Шебаршин решил, что такие мысли недостойны мужчины, но позже он сам ради объективности говорил, что они у него были.

Оторвавшись от взлетной полосы, Ан стал делать серию крутых виражей, занявших около 20 минут, пока наконец пилот не вывел его на эшелон, недосягаемый для «Стингеров». Когда самолет выровнялся для короткого полета вдоль реки Кабул, историческому маршруту отступления обреченных британских войск полтора века назад, Шебаршин мог видеть внизу вспышки артиллерийских залпов и стрелкового оружия, которые с расстояния 20 тысяч футов выглядели, как зажигаемые спички. Едва достигнув этой высоты, Ан начал снижаться на подходе к Джелалабаду, совершая такие же закручивавшие кишки спиральные маневры, но на этот раз обращенные к земле. Как только самолет остановился, пассажиров пересадили в поджидавшую автомашину. Тем временем Ан, пробывший на земле не более одной минуты, развернулся и взмыл в ночное небо.

На два дня Крючкова и Шебаршина разместили в доме одного из полевых командиров пира Саида Ахмад Гелани. За прошедшие годы оккупационные войска причинили дому существенный ущерб, но прислуга все еще говорила о своем бывшем хозяине с большим уважением. Осмотрев элегантный старый дом, Шебаршин пришел к выводу, что его можно будет быстро восстановить.

Следующий день был каким-то нереальным. В удушливой жаре они ездили по Джелалабаду, встречались с афганскими чиновниками, раздавали медали и в ответ слышали не очень убедительные заверения, что все идет хорошо. Все было под контролем. Там и сям попадались выцветшие красные полотнища с лозунгами, провозглашавшими неизбежную победу. Мусульманский фатализм, думал Шебаршин, наблюдая происходящее.