История Византии. Том 3. 602-717 годы - Юлиан Андреевич Кулаковский

ϕοιδεράτος προς τούς εαυτών όπτίονας έπανελϑωσι.[939] Отсюда следует заключить, что оптионы каждого контингента федератов имели свое определенное местопребывание, где и исполняли лежащие на них обязанности.[940]

Источники наши, к сожалению, не дают возможности точно выяснить, было ли вообще централизовано управление федератами. Правда, из времен Юстиниана известны имена двух лиц, носивших звание Κόμης τῶν ϕοιδεράτων: Артабан, соединявший это звание с командованием военными силами столицы, т. e. magister militum praesentalis,[941] и Евсевий, занимавший этот пост в 562 г.[942] Из предшествующего времени это звание упоминается при имп. Анастасии,[943] а из позднейшего — в последний год правления Тиверия, когда в этом звании состоял будущий император Маврикий.[944] Эти немногие случаи упоминания титула комита федератов не достаточны сами по себе, чтобы дать определенный ответ на поставленный выше вопрос.

Институт федератов удовлетворял своему назначению усиливать военные средства государства. Как при Юстиниане отряды федератов составляли главную силу его армий, так к наиболее надежным боевым силам причислял их и Маврикий в своем «Стратегиконе». Империя имела в их лице военное сословие, которое содержала на своем иждивении, уплачивая им жалование, именовавшееся ρόγα.

Совместная жизнь с населением другого языка и другой культуры должна была иметь своим последствием устранение той резкой грани, которая существовала некогда между туземцами и германцами. Уже во времена Юстиниана в состав федератов могли попадать туземцы. Замечание об этом обронил Прокопий в следующих словах: έν δε δή ϕοιδεράτος πρότερον μεν μόνοι βάρβαροι κατελεγοντο, όσοι οΰκ έπ'ι τό δούλοι είναι, άτε μή πρός Ρωμαίων ήσσημενοι άλλ έπί τη ιση καί τή Ίση και τή όμοίςκ ές την πολιτείαν άϕίκοντο, ϕοίδερα γάρ τάς πρός τούς πολεμίους σπονδάς καλούσι’ Ρωμαίοι το δε νύν άπασι τού ονόματος τούτου έπιβατεύειν ούκ έν κολύμη έστι, τού χρόνου τάς προσηγορίας έϕ ών τίϑεινται ήκιστα άξιούντος τηρέίν...[945]

Естественный ход вещей должен был привести к тому, что германцы смешались с туземцами, и, столетие спустя после Маврикия, мы не слышим больше имен федератов и оптиматов, а ему на смену является военная сила под именем Гοτϑογράΐκες. Этот замысловатый, хотя и ясный по своему словесному составу, термин для обозначения военных людей употреблен всего один раз у Феофана и не встречается у других хронистов. Под 715 годом Феофан рассказывает о восстании против имп. Анастасия, в результате которого византийский престол занял на самый короткий срок Феодосий, низвергнутый вскоре Львом Исавром. — Анастасий снарядил большой морской поход против арабов. На корабли царского флота был посажен десант из фемы Опсикия, ταξάτοιέκτου 'Οϕικιου ϑέματος, который и направился к сборному пункту для всех эскадр, участвовавших в походе, острову Родосу. Там была объявлена цель похода. Опсикиане возмутились, убили главнокомандующего, логофета Иоанна, эскадры разошлись по своим местам, а бунтовщики прибыли в Адрамитий. Там они нашли, в лице чиновника финансового ведомства по имени Феодосия, человека, которому и предложили императорский венец. Бунтовщикам удалось привлечь на свою сторону всю фему и «готогреков», Γοτϑογραίκους. По морю и сухим путем бунтовщики собрались в Хризополе — портовый город севернее Халкидона на азиатском берегу, напротив Византии. Шесть месяцев шла борьба. Наконец, бунтовщикам удалось переправиться. Еще задолго до того Анастасий покинул столицу, чтобы организовать борьбу с бунтовщиками из Никеи, главного города фемы Опсикия. «Нечестивые люди», παράνομοι λαοί, Опсикия вместе с готогреками проникли в Константинополь через Влахернские ворота, врывались ночью в дома сановников и простых граждан и совершали разные бесчинства.[946] Так рассказывает об этом событии Феофан; у Никифора этот бунт выставлен как дело одних опсикиан, и действует у него άπας ό τοῦ’ Οψικίου στρατός.[947] На основании сообщения Феофана можно вывести заключение, что «готогреки» были такими же солдатами империи, как и опсикиане, и далее, что место их расположения находится в соседстве с Опсикием.[948]

К этому, остававшемуся долго единственным, упоминанию о готогреках можно прибавить второе в опубликованном болландистами тексте жития трех лесбосских святых, Давида, Симеона и Георгия, подвизавшихся в конце VIII и начале IX века: Φίλου γάρ τίνος έν τοῖς τῆς Γοτϑογροικίας (σιψ) μερεσι νοσήματι δεινοτάτφ περιπεσόντος... και τῷ άγίῷ μή κατοκνήσαι παρελϑέίν εις αύτόν ικετικως διαμηνυσαμενου, ή ϑαυμασία... ψυχή μήτε προς το του καιροῦ χειμέριον άπιδών, ή το της ώρας όψε, των τε ές άπαγωνήν έλϑόντων αύτοῦ ναι τών ϕιλικῶς αῦτῷ συνοδεῦσαι προϑυμηϑέντων, έπί τη του ύετού και χειμώνος συνοχή δειλανδρισάντων, μηδέν άναμείνας λόγοις τε τούτοις (читать следует τούτους ) παραϑαρρύνας, δυσιν ήμεραις και επι τοσαύταις νυξίν ύετού ραγδαιοτάτου άστραπταν τε και βροντών και κεραυνών καταϕερομενών έν όλή (очевидно, вместо όλη) τή περιγείώ τής νήσου... τήν έπι τον φίλον άόκνωζ και μετά προϑυμίας έβάδισεν...[949]

Издатель этого текста прочел имя страны Γοτϑογροικίας и сделал такое примечание: «Нос nomine rarius usurpato Gotthiam seu Chersonesum Tauricam designari putaverim». He подвергая сомнению, что издатель прочел верно и в рукописи стояло именно такое написание, мы готовы однако без малейшего колебания сделать поправку и читать Γοτϑογραικίας. Что же до предложенного издателем объяснения, будто под этим именем следует разуметь Таврический полуостров, то это простое недоразумение, которое изобличает самый текст. Речь идет о морском путешествии: в течение двух полных суток, при бурной погоде, путешественники, отправившись из Лесбоса, достигли области Готогреции. Нельзя не видеть, что этого срока слишком мало для расстояния, какое приходится между Лесбосом и Тавридой. Очевидно, следует искать Готогрецию гораздо ближе. И так как нельзя не отожествить этой области с теми местностями, где жили готогреки, грабившие дома жителей столицы в 715 г., то естественно прийти к мысли, что св. Георгий ездил в какой-нибудь город малоазиатского побережья к северу от области фемы Опсикия, т. е. в пределы фемы оптиматов, как она описана у Константина Багрянородного. Отсюда дальнейший вывод, что готогреки Феофана тождественны с оптиматами Константина.

Если имя «оптиматы» являлось в значении особой фемы в конце VIII века, то, очевидно, оно никогда не выходило из употребления и официального языка, так как этот неизвестный византийцам термин не мог воскреснуть, если бы он вышел из употребления. Появление этого имени на данной территории вынуждает предположить, что в этой местности были некогда поселены оптиматы, являвшиеся со своим военным строем в пору Маврикия в походы имперской армии, имевшие в ней значение «отборных» частей и разнившиеся кое в чем и от близких к ним федератов. Когда и почему оптиматы были именно здесь поселены, гадать об этом трудно и бесцельно; но устойчивость имени ручается за