Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы - Юрий Зобнин

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Если всё, сказанное тут Сергеем Юльевичем Витте, не будет немедленно утверждено Высочайшей Волей, я застрелюсь прямо сейчас! Во имя…

17 октября 1905 года потрясённый государь подписал оставленный Витте текст «Высочайшего Манифеста». Сам Витте из бутафорского председателя Комитета министров превращался в главу Совета министров, получая вместе с портфелем «премьера» невиданную в истории романовской монархии гражданскую исполнительную власть. В дневнике Николая II появилась запись:

Дарование «свобод» – Протесты великого князя Александра Михайловича – Ликвидация Главного управления торгового мореплавания – Несчастья А. А. Горенко и его конфликт с великим князем – Разорение – Ссора и разрыв между супругами Горенко.

«Высочайший Манифест» о даровании свобод, зачитанный, как принято, с амвонов всех храмов России, прозвучал громом, изумив казалось бы уже свыкшуюся за минувший год со всякими диковинами страну. История Семнадцатого октября (эта дата, как раньше Девятое января, немедленно стала нарицательной), полная фатальных и мистических мотивов, сыграла роковую роль и в судьбе члена Совета Августейшего Главноуправляющего Главного управления торгового мореплавания и портов Андрея Антоновича Горенко.

Его начальник, великий князь Александр Михайлович, в 1905 году был, как уже известно, злейшим врагом Витте и последовательным идейным противником любого ограничения самодержавной власти. «Если Никки собирался сделаться полковником Романовым, то путь к этому был чрезвычайно прост, – рассуждал он. – Но если он хотел выполнить присягу и остаться монархом, он не должен был отступать ни на шаг пред болтунами революции. Таким образом, было два исхода: или белый флаг капитуляции, или же победный взлёт императорского штандарта». Даже робкие шаги в сторону конституционной реформы, сделанные Николаем II после таинственной морской встречи с Вильгельмом II на балтийском рейде в Бьёрках (германский император посоветовал тогда «кузену Ники» самому объявить сразу все необходимые политические изменения и жёстко придерживаться потом только этой заданной линии)[286], немедленно вызвали у Сандро ожесточение:

– Не было ещё примеров в истории, чтобы революции останавливались бы на полдороге!

Государь, болезненно относившийся к конфликтам в своём ближнем кругу, прибегнул к испытанному в таких случаях средству: отослал горячего великого князя под благовидным предлогом подальше от раздираемого политическими страстями Царского Села. В забастовочном октябре тот был в крымском Ай-Тодоре, занимаясь по личному поручению царя подготовкой к постройке эскадры минных катеров. Тут Александра Михайловича и настигла весть о подписанном за «тысячу пятьсот вёрст» от Крыма «Манифесте»: «Русский Царь стал отныне пародией на английского короля, и это в стране, бывшей под татарским игом в годы великой хартии вольностей. Сын императора Александра III соглашался разделить свою власть с бандой заговорщиков, политических yбийц и провокаторов департамента полиции. Это был – конец! Конец династии, конец империи!.. Как только телеграфное сообщение с Петербургом восстановилось, я немедленно телеграфировал Никки, прося об отставке от должности начальника Управления портов и торгового мореплавания. Я не хотел иметь ничего общего с правительством, идущим на трусливые компромиссы, и менее всего с группой бюрократов, во главе которой стал Витте, назначенный Российским премьер-министром».

Сергей Юльевич, хорошо помнящий как доброе, так и злое, также не склонен был тянуть с развязкой этой истории. 27 октября 1905 года Главное управление торгового мореплавания и портов оказалось поглощено созданным тогда же Министерством торговли и промышленности, а чуть позже, 19 ноября, всё руководство бывшего ведомства подверглось полной реорганизации. Однако статского советника Горенко эти драматические отставки бывших великокняжеских фаворитов не коснулись: он был уволен из канцелярии Главного управления торгового мореплавания (а заодно и с должности члена правления Русского Дунайского пароходства) «согласно прошению» 23 сентября 1905 года, то есть полуторами месяцами раньше.

Увольнение по «прошению» являлось эквивалентом увольнения «по собственному желанию» в наши дни, и, как и в наши дни, могло означать что угодно. Но в случае с увольнением Андреем Антоновича можно точно сказать: оно было внезапным и скандальным и напрямую не связанным с печальной историей авральной реорганизации Управления, каковую (реорганизацию) не мог тогда предвидеть никто! Хотя обстановка в ведомстве великого князя уже со второй половины 1904 года складывалась и не самым благоприятным образом, родственное благоволение самого императора к Главноуправляющему не могло не обнадёжить любого, хотя бы поверхностно знакомого с обычаями отечественного ведения дел. Сам Александр Михайлович ещё в сентябре – начале октября 1905 года был абсолютно уверен в продолжении деятельности своего Управления в послевоенный период и строил планы в этом направлении, работая в Крыму над закладкой новых кораблей. Его пикирование с августейшим племянником вокруг «победного взлёта императорского штандарта» и пр. – касалось парламентского проекта, представленного главой Министерства внутренних дел А. Г. Булыгиным, проекта вполне охранительного и безобидного. Что же касается таких ударов судьбы как 17-е октября и премьерство Витте, то вплоть до Великой забастовки о подобных головокружительных поворотах никто в России всерьёз и помыслить не мог!

Поэтому и у сотрудников великого князя, несмотря на все очевидные тревоги, были и планы на будущее, и соответствующие амбиции: торжественный весенний переезд Андрея Антоновича с семейством в барские хоромы в доме Соколовского говорит сам за себя. Так что крах карьеры, несомненно, возник для него внезапно, как будто по известной поговорке «Анчутка под руку толкнул». Ахматова тоже видела здесь некую утончённую мистическую иронию, дескать, не успели поселиться в раю, как сатана, разумеется, «позавидовал блаженству человеков»:

Как известно, «не сходятся характерами» разводящиеся супруги. Так что причина подачи Андреем Антоновичем прошения об отставке – внезапная и личная ссора с «шефом». Понятны и мстительные мотивы, движущие великим князем: мог бы и не утверждать прошение, написанное под горячую руку, но, «разумеется», утвердил. Утвердил, зная, вероятно, о совершенной неготовности своего ближайшего сотрудника (и бывшего учителя!) к потере жалованья, зная об ожидающей того неминуемой катастрофе. Именно так действует оскорблённая сторона при внезапном расторжении ещё вчера счастливого брака: нарочно старается максимально осложнить изменнику грядущие холостые дни. А что Андрей Антонович был явно не готов к отставке, счёл нужным подчеркнуть даже автор некрологической заметки в «Одесском листке» (1915, 7 сент., подп. «В. П.»):