Странник, пришедший издалека - Михаил Ахманов

– Нет. Появились, когда мы стали подниматься. – Джамаль шевельнул пальцами, немного выправляя курс, и, скрестив руки на груди, усмехнулся. – Вах, вот и все, дорогой! Летим к городу, где сейчас утро! И будем там минут через сорок.

– Можно мне? – Скиф кивнул на розовую линзу. Всяким транспортом ему доводилось управлять, и слидером, и БМП, и танком на воздушной подушке, и даже десантными вертолетами классов «Скат» и «Гром», так что в своих способностях он был уверен; если Джамаль смог, то и у него получится. Но Сарагоса, покачав головой, буркнул:

– Потом порезвишься, сержант. А сейчас летим туда, куда летим.

«Потом так потом», – решил Скиф и принялся рассматривать неторопливо вращавшийся глобус. Его экваториальная часть была окрашена в желтый цвет и казалась широким, небрежно намотанным кушаком, перехватившим чрево планеты. Красные области располагались в более высоких широтах; начиная с сороковой параллели, тянулись к северу и югу, захватывая полюса – в точности как две шапки, нахлобученные по обе стороны от желтой ленты. Кроме желтого и красного, имелось еще бурое, и Скиф, приглядевшись, уяснил, что видит крохотное трехмерное изображение гор. И не просто видит: стоило сосредоточить взгляд на каком-нибудь участке, как тот начинал приближаться, увеличиваться в размерах, расти, позволяя разглядеть местность во всех подробностях и деталях. Скифу захотелось повторить этот эксперимент на черных точках-городах, которых насчитывалось довольно много, примерно сорок или пятьдесят, но тут утреннее солнце брызнуло ему в глаза и шар пошел на снижение. Он уставился вниз, отметив, что новые развалины ничем особенным не отличаются от прежних, оставшихся на ночной стороне: такие же полуразрушенные стены, покосившиеся столбы, прямые полоски дорог, кое-где блеск металла или стекла.

– Держи к окраине, князь, – раздался у него за спиной голос шефа. – Вон к тем колоннам со шляпками… где ветер дорогу песком замел.

«Дались ему эти колонны», – подумал Скиф, прикидывая, что в городе имеются объекты поинтереснее. Взять хотя бы ту башню, похожую на Пизанскую, наклонившуюся градусов на семьдесят, однако нерухнувшую и почти целую… Башня стремительно промелькнула и откатилась назад, однако Скиф успел сообразить, что она повыше Пизанской раз в десять. Рядом лежала еще одна, полуразвалившаяся, похожая на обломки гигантской каменной цистерны. Вряд ли каменной, поправился Скиф; по виду материал похож, но камень не выдержал бы таких чудовищных нагрузок и испытания временем.

Так же, как и на древнем космодроме, аппарат замер в двух метрах от земли, корпус его потускнел, а люк раскрылся, приглашая к выходу. Скиф вылез последним, погрузившись до щиколоток в мелкий ржавый песок; ветер насвистывал ему погребальный реквием, кружил у коленей красноватую пыль, осыпал комбинезон прахом минувших веков.

Он огляделся.

Метрах в семидесяти изломанным горным хребтом высились остатки стен с треугольными и звездчатыми отверстиями, занесенные валами и холмиками песка; кое-где виднелись перекошенные ребристые шпили из блестящего металла, какие-то решетчатые конструкции и спиральные пандусы, треснувшие и осевшие на землю; меж ними серой лентой просвечивала выложенная плитами дорога, тянувшаяся от руин к самым ногам Скифа, и он видел, что по периметру каждой плиты бугрятся тугие валики мха с крохотными розовыми цветочками. Вдоль этого тракта, по обе его стороны, торчали невысокие колонны, не исчезавшие и там, где мостовая скрывалась под слоем ржавого песка. Колонны будто маршировали ровной шеренгой в пустыню; каждая была Скифу по грудь и каждую сверху прикрывала выпуклая крышка, превращая ее в некое подобие гриба.

От этого города веяло неизмеримой древностью. Какое-то чувство подсказывало Скифу, что тут речь идет не о веках, не о тысячелетиях, а об иных сроках, сравнимых с жизненным циклом звезд или самой Галактики; чудилось, что ветры времен миллионы лет играют и звенят среди этих руин, то засыпая их песком, то нежно сдувая красноватую пыль с камня и металла. Древний город тем не менее не производил, подобно заброшенному космодрому, впечатления могильника – быть может, потому, что над ним сияло фиолетовое небо и среди развалин тут и там высились деревья с плоскими, похожими на продавленные зонты, кронами.

На мгновение Скифу почудилось, что загадочный город встает перед ним в былом своем великолепии, тянется к фиолетовым небесам сверкающими остриями шпилей, уходит вверх громадами километровых башен, теснит пустыню стенами домов, камнями улиц и площадей. Город властно ширился и рос, закрывая горизонт, но вдруг перед Скифом промелькнула иная картина: кабинет Сарагосы и фотография в его руках, а на ней – покойный Сингапур, Серж Никитин, рядом с колонной-грибом. Крышка на колонне откинута, а Сингапур стоит, горделиво подбоченившись, на губах у него – чуть насмешливая улыбка, у пояса – нож и пистолет, над плечом торчит вороненый ствол «шершня»…

Затем Скиф будто в полусне услышал собственный голос: «Что это, Пал Нилыч?» – и ответ Сарагосы: «Фэнтриэл Эгонда… Некое место, с которым пожелал ознакомиться один наш клиент… человек с изрядной фантазией… Там нашлись любопытные штучки – не на поверхности, а внизу, в подземных камерах, – и Сингапур притащил что смог. И ты, парень, не зевай! Интересные находки оплачиваются особо».

«Святой Харана! – прогудело у Скифа в висках. – Святой Харана, спаси и помилуй! Это же двадцать седьмой фэнтриэл, Эгонда, а вовсе не Сархат!» Впрочем, он тут же напомнил себе, что никакого противоречия тут не наблюдается: во-первых, Эгонда являлась забавным сном, навеянным искусством Доктора, а Сархат – суровой реальностью; а во-вторых, в данный момент, когда реальность и сон слились воедино, Сархат вполне мог оказаться Эгондой, а Эгонда – Сархатом. Почему бы и нет? Если здесь и возникало некое сомнение, то в части клиента, о котором упоминал шеф. Кто он и откуда взялся? Как сумел вообразить это фиолетовое небо, и красные пески, и древний город, спавший среди них тысячи или миллионы лет?

Глаза Скифа обратились к Сарагосе.

Пал Нилыч, шагнув к одной из колонн, поднатужился и по-хозяйски откинул крышку; затем бросил взгляд внутрь, оглядел покосившиеся шпили и башни и пробормотал:

– Несомненно! Дьявольщина… Невероятно, однако несомненно!

Джамаль подошел к нему и тоже заглянул в открывшийся люк.

– Темнота… И воздух движется… Тянет вверх…

– Это, – Сарагоса сделал широкий жест, как бы пересчитывая колонны, – система вентиляции и одновременно спускные и подъемные шахты. Гравитационный лифт, такой же, как в токаде. И ведет он в подземелья – тут, под нами! – Для большей убедительности он притопнул. – Огромные подземелья, где можно блуждать целый год! Колодцы, переходы, камеры, полные всяких интересных штучек!

– Ты здесь бывал? – зрачки звездного странника сверкнули антрацитовым блеском. – Бывал, Нилыч? С помощью Доктора?

– Бывал здесь не я, а Серж Сингапур, светлая ему память… С год назад, в самом начале экспериментов, еще до той президентской охоты в фэнтриэле Сафари, когда ты, князь, нарисовался, – Сарагоса упер толстый палец в ключицу Джамаля. – Был он тут недолго, в дневное время, ибо клиент его задерживаться не пожелал. Отснял пару пленок, слазил вниз, хватанул, что ближе лежало, и вернулся в целости и сохранности. Вот так! Еще название придумал, звучное такое…