Пиковая Дама - Максим Кабир

Каким-то образом в поместье — если это еще было поместье — оказался «ауди» Красновых, и живая мама сидела за рулем, а позади сидел, обнимая морячка, живой Артем.

— Темка! — закричала Оля, кидаясь вперед.

* * *

— Темка! — закричал ужасный старик в клетчатой рубашке. Он брел к машине, размахивая зазубренным крюком. Поставил свечу на капот — этой свечой он, наверное, кремировал людей.

— Мамочка, помоги! — всхлипнул, ежась, Артем.

Мама сказала, сжимая рулевое колесо:

— Отрекись от него. Не позволяй ему снова нас разлучить.

Крюк в запекшейся крови стукнулся о стекло. Старик распахнул дверцы рывком и сунул мозолистую руку в салон.

— Пойдем со мной!

На мгновение Артему померещилось, что это никакой не старик, а его сестра.

— Не верь ему, — сказала мама, вперившаяся в ветровое стекло. — Он тебя кремирует.

Артем извернулся и укусил мерзкого старика за кисть.

* * *

Оля ойкнула от боли, но не отпустила брата. Полумесяц, оставленный его зубами, покраснел от выступивших багровых капелек.

Она вспомнила, как впервые коснулась Артема — пока мама не видела, протянула указательный палец, и крошечный обитатель колыбельки оплел его своими пальчиками крепко. Как то смешное животное, что питается эвкалиптом. Коала, или ленивец.

— Тема, это же я! Посмотри на меня!

— Не смотри, — прошелестела тварь в обличье мамы.

— Тема, ты не узнаешь меня?

— Мы — аммониты, замурованные в пустоте, — длинные черные ногти царапнули по приборной панели. — Нас не выскрести. Мы не уйдем отсюда, мы здесь навсегда.

— Темочка. — Оля уперлась коленом в мокрую обшивку кресла. Из-под подголовников посыпались дождевые черви. Из автомобиля пахло кровью, дерьмом и дымом. — Время уходит. Через несколько минут меня не станет.

— Оля? — Артем вглядывался в сестру изумленно. — Что ты тут делаешь?

— Я пришла за тобой, и я тебя заберу. Я тебя не брошу, слышишь? — Слезы лились по щекам.

— Но здесь мама. Я не могу уйти без нее.

— Мы вместе, сынок. — Оля, конечно, узнала голос, и сердце заныло. Она не желала смотреть, но повернула голову. Мама улыбалась… как она соскучилась по этой улыбке!

— Мы вместе, — сказало существо. Мамино лицо потекло, как нагретый воск. Глаза стали дуплами древних деревьев, а рот — пещерой, полной сталактитов и сталагмитов. — Навсегда! — проревела Пиковая Дама.

Оля отпрянула от «ауди». Дверь захлопнулась, блокируя брата внутри. Подсветка погасла, шустрая тьма затопила салон. Во тьме, как в болотной жиже, барахтался брат и кишели щупальца. Маленькая ладошка хлопнула по стеклу.

Оля тщетно рвала на себя заклинившие дверцы. Рычала сквозь зубы, била ногами по шинам.

— Артем не твой сын! Ты, тупое отродье! Я его не отдам!

— Я тебе не нужен! — пробился рыдающий голос брата. — Ты меня ненавидишь!

— Мой! Мой! — каркало из «ауди».

— Я люблю тебя, — прошептала Оля, слабея. Пальцы съехали по стеклу, рисуя красные полосы. Она разбила подушечки в кровь. — Кроме тебя, у меня нет никого. Прости меня. Прости, Тема. Я не думала, что тебе тоже плохо и одиноко. Я была такой эгоисткой…

— Заткнись! — Гладкий угорь с лицом женщины извивался в салоне. Проплыл у окна и юркнул во мрак. — Не слушай ее, сыночек! Она служит старику! Она опять меня кремирует!

— Артем! Все, что она говорит, — ложь! Посмотри же на нее! Посмотри вокруг! Это не тот мир, в котором жила бы наша мама!

— Я — мама! — рыкнула тварь.

— Да, — согласилась Оля. — Ты — мать. Но ты дурная мать.

Дверь распахнулась, ударив по локтю.

Пиковая Дама воспарила над автомобилем, как джинн над своей лампой. Она была выше Оли на полметра, и она была в ярости. Глазища пылали огнем, дымились, челюсть болталась на сухожилиях у костлявых ключиц. Развевались грязные тряпки. Щупальца, лоскутья платья и задубевшая пеньковая веревка скрепляли воедино четвертованную плоть.

В салоне завизжал Артем. Он увидел то же, что видела сестра. Сущность Пиковой Дамы под маской, под камуфляжем.

— Ты крадешь и убиваешь чужих детей, — чеканила Оля, глядя монстру в глаза. — Потому что ты не уследила за своим сыном! Где ты была, когда он тонул?!

Пиковая Дама изогнулась, замотала лысой башкой, ладонями зажала купированные уши.

Повинуясь порыву, Оля сорвала с шеи кулон и протянула чудовищу.

— Я лишаю тебя материнских прав!

Серебряный ангелочек полетел в жуткую морду и вспыхнул, как фосфорная граната. Белое пламя объяло плечи ведьмы. Артем вывалился из салона, задыхаясь.

— Оленька!

Оля схватила его за руку, обняла крепко.

— Ты не бросишь меня! — завопила мертвая графиня.

— Ты не моя мама, — качая головой, сказал Артем. — Как я мог перепутать?

— Да… но ты поможешь мне вернуть моего мальчика.

Чудовище — одновременно поразительно уродливое и величественное — застыло во тьме. Шишковатый палец ткнул в людишек когтем.

— И тогда я снова буду матерью.

Щупальца метнулись вперед и вмиг оплели кричащего Артема. И поволокли обратно в салон.

Игорь находился внутри округлой яйцеобразной комнаты: вогнутые стены покрывал алюминий и отражения имели повадки дрессированных зверей, иногда забывающих, как нужно себя вести. Помимо Игоря в странной комнате присутствовал погибший Юра Сотников. Он пил шампанское из горлышка. Серый, с заострившимися чертами лица труп. В складках полосатого костюма, в гамаке обвисшей ленты с золотой надписью «Выпускник» копошились белесые личинки и мохнатые гусеницы. Юра сказал:

— Знаете, как мы называли вас за глаза, Игорь Сергеевич? Алкашом. Игорек Алкаш — вот как.

— Я больше не употребляю алкоголь, — сказал Игорь. — Полтора года.

— Лучше поздно, чем никогда. — Юра подмигнул. — А теперь проснитесь, иначе еще один ребенок умрет из-за вашего бездействия.

Комната-яйцо растворилась в быстрых красных вспышках. Игорь шевельнулся на камне. Он отключился у подножия ступенчатой пирамиды, под присмотром кукол, масок и манекенов. Тени ползали на брюхах вдоль стен, перелезали через антиквариат. Игорь встал шатаясь. Кровь запеклась на щеке коркой, рассеченная бровь подергивалась. Он обернулся, сфокусировался и обомлел.

Бездыханный Артем лежал возле желоба. В воде, вниз лицом, плавала Оля. Женя стоял рядом, по пояс в купели: он механически оглаживал спину Оли и притапливал ее. В левой руке он держал телефон. Губы парня беззвучно шевелились, и смотрел он на постамент, словно там транслировали футбольный матч столетия.