Идеальное преступление - Иван Сербин

— Так? — Волин раздавил окурок. — Дальше?

— Ночью с двадцатого на двадцать первое, около двух часов, на улице сработала сигнализация. Наш писатель, понятное дело, вскочил — и к окну, смотреть, не у его ли машины «ноги выросли». — Русницкий улыбнулся. — И видит следующий натюрморт. Точненько напротив этого подъезда стоит здоровый «мерин» — «Мерседес» то есть, — и какой-то мужик грузит второго в багажник.

Вот оно, подумал Волин. Поэтому Анна Михайловна его и не заметила. Двоих, идущих рядом, она различить еще может, а вот когда один тащит на себе другого — нет. Потому-то и решила старушка, что выходил один человек.

— А твоему писателю не показалось странным, что человека запихивают в багажник?

— Я то же самое спросил. Знаете, что этот тип мне ответил?

— Что?

— Так, говорит, он ведь не сопротивлялся…

Волин вздохнул:

— Куда катится эта страна? А как «грузчик» выглядел, он тоже не заметил?

— В подробностях, конечно, не разглядел. Все-таки ночь на дворе была. Но сказал, среднего роста, худощавый. Вот так. Но, что писателя особенно удивило, второй-то мужик был раза в два крупнее первого и в плечах пошире, а тот, однако, его ворочал за милую душу. Ну вот. Первый погрузил второго в багажник, сел в машину и уехал. А писатель пошел досыпать. — Русницкий достал из кармана протокол. — Я показания зафиксировал.

— Больше никто ничего не видел?

— Больше никто, — покачал головой Русницкий. — Ночь ведь. Спят все.

— Я понял.

Волин сунул руки в карманы пальто, вновь повернулся к окну. Значит, ТриТэ все-таки угодил в ловушку.

— Что вы обо всем этом думаете, Аркадий Николаевич?

— Пока не знаю.

— У меня появилась следующая версия. Первым мужчиной наверняка был Скобцов. Вторым — Третьяков. Он ведь ездил на «Мерседесе», я узнавал сегодня в банке. Скобцов и Третьяков вместе разработали план ограбления. Когда документы были подписаны, Третьяков перестал быть нужным Скобцову. Он пригласил ТриТэ к себе домой якобы на разговор, убил его и спрятал.

— Не годится, — ответил Волин.

— Почему?

— Потому что Третьяков с самого начала не был нужен Скобцову. Какая от него польза? — Волин повернулся, присел на подоконник. — Никакой, Георгий. Для Скобцова практическая ценность Третьякова была равна нулю.

— Но он мог, например, следить за ростовчанами. За Светланой. За Чернозерским. Слушать их разговоры.

— А зачем Скобцову за ними следить? Он полностью контролировал ситуацию и без слежки. Наоборот, организатор аферы заставил всех остальных плясать под свою дудку. Зачем ему ТриТэ? Зачем ему вообще второй человек?

Русницкий задумался на минуту.

— А с чего мы вообще взяли, что их двое? Не один, не три, а именно двое? Потому что так сказал старик актер?

— Нет. Потому что старик врал.

— Не понимаю, — покачал головой Русницкий и, не дождавшись объяснения, продолжил: — А если Третьяков вычислил Скобцова?

— В этом случае он не поехал бы к Скобцову в одиночку. Третьяков обязательно взял бы с собой людей из службы безопасности. Он должен был сознавать, с кем придется иметь дело. А Третьяков совершил ошибку, стоившую ему жизни.

— Какую?

— Он искренне полагал, что Скобцов — сумасшедший, но он недооценил противника.

— Скобцова?

— Я надеюсь скоро это выяснить.

— Каким образом?

— При помощи двух телефонов.

— Не понял?

— Потом объясню, Георгий. А пока пойдем, мне нужно позвонить.

* * *

С обыском они провозились еще около часа. Пока эксперты закончили работу, пока составили протоколы, пока собрались, пока опечатали квартиру. До прокуратуры добирались на «семерке» Амира. Когда Волин вошел в дежурную часть, часы показывали половину десятого вечера.

Большинство сотрудников уже разъехались по домам. Благо, пятница, впереди пара выходных. Коридоры опустели. Паша живо обсуждал с дежурным подробности недавнего футбольного матча. Увидев Волина, оперативник оживился:

— А я уж заждался. Думал, у вас там на всю ночь затянется.

— Видишь, приехали. — Волин подошел к дежурке. — Костя, дежурная машина на месте?

— На происшествии, на Цветном.

— У нас что, одна машина?

— А у Репина талоны на бензин закончились. Лимит-то с прошлого квартала два месяца назад как выбрали, а новые еще не поступили. Репин ругается. Сколько, говорит, можно бензин за свои покупать? Стали звонить Главному, он пообещал в понедельник разобраться. Тогда Репин говорит: «Фиг ли я тут сидеть буду без машины?» Собрался и уехал домой.

— Когда же весь этот бардак прекратится? — Волин покачал головой, выругался беззвучно.

— Так ведь, Аркадий Николаевич…

— Да знаю я все, Костя. — Волин махнул обреченно рукой. — Паша, — он повернулся к оперативнику, — вы со Стасом поезжайте в СИЗО. Постановление об изменении меры пресечения в отношении Скобцова я сейчас выпишу. И Главному позвоню. Заскочите к нему, он завизирует.

— Среди ночи? — спросил озадаченно Стас.

— Так ведь, Стас, — Волин невесело улыбнулся в ответ, — как в песне поется, помнишь? «Наша служба и опасна, и трудна». Раз днем времени не хватило, поедем сейчас. И потом, какая ночь? Десяти еще нет.

— Ага, — хохотнул Стас. — «Черный ворон», че ты вьешься у подъезда маиво-о-о…

— Пошли, певец, — кивнул ему Волин.

Гуртом они зашагали по коридору. На ходу Волин повернулся к Паше:

— Рассказывай, что выездил.

— Телефоны из камеры хранения достал, в лабораторию отвез. Номера «пробили». Оба зарегистрированы на Чернозерского.

Волин усмехнулся.

— Прав был Чернозерский насчет своего заместителя. Головастый парень.

— Аркадий Николаевич, а нам не объясните? — подал голос Русницкий. — Мы-то не в курсе истории с телефонами.

— Позже, Георгий.

Они вошли в кабинет. Первым делом Волин позвонил Главному. Тот не спал, но большой радости по поводу позднего звонка не выразил.

— Слушай, Волин, а до понедельника твой Скобцов никак потерпеть не может? Посидит пару дней, ничего с ним не сделается.

— А Вихрев просил побыстрее разобраться…

— Ладно, — с атлантской усталостью в голосе согласился Главный, едва заслышав волшебное звукосочетание. — Пусть подъезжают твои орлы. Только печать сам там поставь. Попроси дежурного, чтобы кабинет мой открыл. Скажи, я распорядился. Но хочу тебе сказать, ты, Волин, со своей правильностью меня в гроб еще до пенсии загонишь! Все. Бывай здоров.