Золотая шпага - Юрий Никитин

Возмущенный Внуков поднялся. Подводные суда! Дноморское – плодоносная нива! Чрезвычайное народонаселение на земном шаре!Господи, и эту чушь пишет здравомыслящий человек. Да в своем ли он уме?

Засядько перелистал страницы, отыскал заглавие. Это былаповесть «Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в двадцатьдевятом веке». Автор Фаддей Булгарин.

– В двадцать девятом веке, – сказал Засядькодовольно. – Ишь ты! Далеко заглядывает. Путешествие во времени, воздушныйтранспорт…

– Это приятель Греча, который у вас часто бывает, –сказал Внуков недружелюбно. – Он сотрудничает в рылеевской «Полярнойзвезде» и дружит с Грибоедовым. Намекните кому-нибудь из них, пусть захватят ссобой Булгарина.

– А что, – сказал Засядько, оживившись, –буду рад познакомиться с автором, который пытается заглянуть в будущее.

– Крепостные, – сказал Булгарин, глядя в окно намарширующих во дворе солдат. – В Европе их называют рабами. Так иговорят: рабство в Америке и в России. Злые языки, верно?

Он обернулся, испытующе посмотрел на Засядько. Тотпоморщился, покачал головой: его карие глаза блеснули и погасли. Издательжурнала смотрел выжидающе. Александр сказал без охоты:

– Не будем играть в прятки. Знаю, почему спрашиваете. ТайноеЮжное общество, верно?

Булгарин смутился. Видно было, что колеблется. Наконецспросил уклончиво:

– И как вы находите этих молодых офицеров? Горячиеголовы…

– Горячие. Вы связываете с ними какие-то надежды? Возможно,отделение Польши? Могу порадовать, в их планах это предусмотрено.

Булгарин встрепенулся:

– Откуда вы знаете?

Некрасивое лицо его пошло пятнами, он разволновался, шагнулк генералу.

– В мои руки, – ответил Засядьконевозмутимо, – попал только что принятый ими документ, естественно,случайно, в котором намечено отделение Польши и предоставление ей тех жесвобод, которые будут введены в России. Так что я могу поздравить вас какполяка. Ведь вы польский шляхтич?

– Как и вы – украинский!

– Я давно уже русский офицер… – Засядько какое-томгновение подумал и добавил: – Этих принципов придерживается Южноеобщество, созданное на Украине. Оно гораздо более демократичное, чем Северное.Те вообще собираются сохранить монархию. Но и те и другие – остервенелыевоенные… да-да, это говорю я, генерал артиллерии, но ведь я не призываю решатьвсе проблемы стрельбой из пушек? А они требуют… в их программе действий,когда захватят власть, – завоевание Кавказа, завоевание Бессарабии,завоевание среднеазиатских стран, завоевания, завоевания… Что много кровипрольется, это не пугает меня, она все время льется, но я не верю, что штыкамии пушками можно что-то сделать доброе или хотя бы полезное!

– Они честные люди, – сказал Булгарин, ощетинившись.

– Э, батенька… У меня денщик – честнейший парняга.Но спросите у него, что надо сделать, чтобы всем в мире стало жить хорошо?Такое предложит… А эти молодые и честные недалеко от него ушли. Уступи имвласть – весь мир утонет в крови! Нет уж, я вижу путь лишь в просвещении иулучшении нравов. И принятии новых законов. Как все люди равны передБогом, так же должны быть равны и перед законом. Чтобы во всем мире моглисказать: «Есть еще судьи в России!»

Булгарин горько усмехнулся. Могущественнейший прусскийкороль как-то на охоте потоптал посевы на краю поля одного мельника. Мельникподал на него в суд. Суд рассмотрел дело, выслушал свидетелей и присудил короляк крупному штрафу. Как король ни пытался отвертеться, но штраф с него взыскали,а короля принудили признать свою вину. С того дня по всему миру пошлокрылатое: «Есть еще судьи в Берлине!»… Но надо быть безумцем, чтобы подать всуд на российского императора!

– Да-да, – сказал Засядько, читая его мысли поглазам, – Россия останется страной бесправия до тех пор, пока самыйпоследний простолюдин не сможет подавать в суд на первое лицо страны… ипобеждать в суде, ежели прав! А ты можешь мне сказать, что так будет приэтих черных полковниках, что рвутся к власти? И что диктатор России, такойтитул у них предусмотрен для Пестеля, не ввергнет Россию в еще большее рабство?Только еще более страшное – военное? И вся Россия не станет странойвоенных лагерей?

Булгарин молчал, понурившись. Наконец сказал потускневшимголосом:

– Нет, этого сказать не могу. Но сердцем я с ними.

Засядько пожал плечами, улыбнулся. Единственный раз за всюжизнь он позволил сердцу взять верх над разумом. Но то был особый случай.А управление государством сродни управлению артиллерийским делом: меньшечувств – больше точных расчетов.

– Так что, дорогой мой, никаких особенных надежд я несвязываю с этими молодыми офицерами. В чем-то будет лучше, если им ещеповезет, а в чем-то наверняка хуже…

– Вы пессимист, Александр Дмитриевич. А по мне, хотьмонархия, хоть республика, хоть черти с рогами – лишь бы Польша быласвободна! Премного благодарен вам, Александр Дмитриевич, за утешительнуюновость. Теперь ночь спать не придется, в облаках витать буду.

– Только и остается, что витать в облаках, – заметилЗасядько горько. – Не очень верю в успех. Слишком много среди этихзаговорщиков… поэтов. Спорят и пишут бумаги, когда нужно действовать. Несекрет, что еще в тысяча восемьсот шестнадцатом году они основали «Союзспасения», который просуществовал два года, а потом переродился в «Союз благоденствия».Еще через год переформировался в две организации: Южное общество и Северноеобщество. И вот уже который год болтают, пишут бумаги, спорят…

– Откуда вы все знаете? – ужаснулся Булгарин.

– Южное общество находится как раз в Малороссии, на моейродине. Именно во 2-й армии, генералом которой я являюсь. Там я проходилслужбу, там остались мои помощники, туда я должен явиться в случае объявлениявойны. Мне известен каждый шаг в моей армии… А вот откуда вы знаете?

Булгарин в замешательстве опустил голову.

– Можете не сочинять ответ, – сказал Засядькоспокойно. – Я знаю, что ваши лучшие друзья – Рылеев, Грибоедов ипрочие заговорщики. Они печатаются в вашем журнале, вы сотрудничаете в«Полярной звезде». Читал. Но не слишком ли много людей знает об их собраниях?К тому же постоянные споры, разногласия, раскол… Чудо, что государьимператор еще их терпит! Ему время от времени докладывают о них, но он лишьотмахивается. А Милорадович, его на днях назначили генерал-губернаторомстолицы, вообще велел: «Оставьте их в покое! Пусть спорят, сочиняют и читаютдруг другу свои дрянные стихи».

– Вы не собираетесь примкнуть? – спросил Булгариносторожно.

– Нет! – ответил Засядько резко. – Ни в коемслучае. У них свои заботы, у меня свои…

Через несколько минут, когда Булгарин взглянул на часы истал поспешно прощаться, Засядько будто между прочим заметил: