Распутье - Иван Ульянович Басаргин

Из труб поднимались тихие дымы. В городе насторожённая тишина. Не видно людей. Лишь перекликались сонные петухи да выли собаки, почуявшие беду.

И вот взрыв снаряда разорвал тишину. Она враз раскрошилась, раздробилась от частой стрельбы: били пушки, стучали пулеметы, молотили тишину выстрелы винтовок. Густые цепи чехословаков вперемежку с белыми и японцами катились на город. Не выдержали, отошли. Снова бросились. Откатились. Красные части, переброшенные с Гродековского фронта, красноармейцы Никольск-Уссурийска, недавно организованные отряды из рабочих и крестьян упорно отражали яростные атаки противника, вооруженного новейшим оружием и броневиками.

Шишканов упарился подносить снаряды. Лагутин и Козин прямой наводкой молотили по противнику. Таяли цепи врагов, таяли ряды защитников. А бой разгорался все больше и больше.

Кавполк Гаврилы Шевченка десятки раз бросался в атаку, снова отходил на исходные позиции. Всем стало ясно, что город не удержать. Перевес был явный, тем более что японцы подбросили свежие силы.

К вечеру второго дня защитники Фениной сопки дрогнули, побежали, увлекая за собой даже смельчаков. Конный полк белых бросился рубить отступающих. Почему побежали? Потому что белочехи прорвали фланги и начали обтекать со всех сторон сопку. И быть бы многим порубленными, если бы вдруг с сопки не «заговорил» пулемет, отсекая белых от отступающих. Он строчил и строчил, иногда захлебывался, снова начинал строчить. Кто тот герой, что спас красных ценой своей жизни, – никто не знал. И когда белые повернули назад, когда уже с Фениной сопки начали бить пушки, поджигая город, пулемет замолк. Белочехи обстреливали город, не щадя детей, стариков и женщин. Красногвардейцы делали все, чтобы успеть эвакуировать ценности и советские учреждения. Их поддерживал бронепоезд «Освободитель». Он ушел из города последним. Отступая из города, красные части взорвали три железнодорожных моста.

Знаменательным было то, что пленные немцы и мадьяры, заключенные лагеря военнопленных, разоружили охрану, разбили склад с оружием, вооружились и первыми бросились против белочехов. Казалось бы, им надо было все сделать наоборот, пойти против красных. Но пленные знали, что, попади они в руки белых, то будут до единого расстреляны. Так поступали белые со всеми военнопленными немцами и мадьярами.

А уж тут, конечно, белогвардейские газеты расписали, мол, германцы дрались на стороне красных, потому что им это делать приказал кайзер. Не ново, много раз уже повторено.

Город пал. Чехословаки и белогвардейцы рыскали по городу, не обходя стороной даже больницы, искали советчиков, всех, кто хоть чуть был причастен к Советам, по отцу ли, по брату ли, вырезали рабочих и крестьян, имеющих у себя какое-нибудь оружие. Шли расстрелы членов рабочих союзов по полученным белыми спискам.

Один из батальонов белочехов выразил свой протест по поводу жестокого обращения с жителями, его командир переслал письмо об этом в штаб армии. В ответ карательный отряд предпринял попытку окружить и обезоружить легионеров, но командир батальона, а затем полка Вацлав Кировский разбил карателей и перешел с батальоном на сторону красных.

Здесь проявила себя в борьбе с Советами сотня Зосима Тарабанова, прорвавшаяся в город из армии Колмыкова, который, разбив Гродековский фронт, поспешно шел на Никольск-Уссурийск, чтобы соединиться с белочехами и вести с ними совместную войну против большевиков. Зосим Тарабанов собственноручно пытал и допрашивал захваченных рабочих, и, если жертва молчала, вспарывал ей живот, наматывал кишки на руку, как мужик мотает на руку веревку, и кричал:

– Заговоришь! Скажешь, где прячутся твои дружки!

Красные более ста шестидесяти километров отступали в сторону Спасска. Здесь решено было использовать бывшие укрепления, которые строились в период Русско-японской войны, занять выгодные позиции на подступах к городу. Спасск защищали двенадцать тысяч бойцов. Негусто, если учесть, что на красных шли белые, чехословаки, японцы. Но и в составе красных частей дрались чехи, китайцы, корейцы, мадьяры, поляки, эстонцы, литовцы и даже австрийцы. Чтобы как-то пополнить ряды красных, в городах Спасске, Имане, Хабаровске проходили съезды, где многочисленными голосами было решено мобилизовать всех граждан в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет. Предполагалось дать фронту до восьми тысяч боеспособных бойцов. Мобилизация, можно сказать, прошла успешно. Но сюда под видом мобилизованных, просто добровольцев влилось много врагов советской власти.

Колмыков лично давал задание Зосиму Тарабанову: подобрать лучших бойцов из своего отряда, под видом мужиков-бедняков втесаться в ряды красных и подрывать их армию изнутри.

– Что делать? Не саблей и револьвером размахивать, а пускать ложные слухи, что, мол, напрасно мы льем кровь, против нас идут все страны мира… Где возможно, подрывайте склады боеприпасов, при случае убивайте командиров. Понимаю, стрелять куда проще, чем вползти змеей в стан врага. Трудно. Но надо. Когда внедришься, пошлешь кого-нибудь из верных людей, чтобы они провели антисоветский съезд в Бикине. Там много казаков и староверов, которым едва ли по душе советская власть. Задание ясно? Действуй.

Зосим Тарабанов, одетый в крестьянский зипун, заросший рыжей щетиной, с десятком преданных ему людей, вооружившись старыми берданами, перешли на сторону революции, чтобы бить «белую сволочь». Это никого не удивило. Такие отрядики каждый день приходили из тайги, чтобы драться за Советы. Умело рассосались среди красных и начали свою подрывную работу.

Белые и интервенты, зная свой численный перевес, пытались взять город лобовым ударом, но скоро откатились, теряя раненых и убитых.

На заседании объединенного штаба Иван Шибалов предложил свой план взятия города.

– Обратите внимание, господа, вот укрепления, которые заняли красные. А теперь посмотрите на город со стороны деревни Воскресенки: здесь нет ни одного укрепления, местность ровная, где свободно могут пройти пушки, пехота и конница. Навалимся с фланга, здесь нас большевики явно не ожидают, а если и ожидают, то все равно мы сомнем их. И город наш.

– Хорошо. Что требуется для того, чтобы операция прошла успешно? – спросил Колмыков, хотя он знал план своего заместителя начальника штаба.

– Начать общий штурм города. Чехи наступают на укрепления, мы заходим во фланги красных, берем их в клещи и уничтожаем.

– План прекрасный, как вы смотрите на это, господа?

– Согласны.

– Вот и прекрасно, – улыбнулся Шибалов. – Красные тотчас же побегут. У них ведь не армия, а сброд мужиков. Мы же все старые армейцы, чехи тоже умелые бойцы, никто убивать не разучился. У них идеи, а одними идеями го́рода не удержать, к этому нужна военная выучка.

16 июля части Красной армии и Красной гвардии оставили цементный завод, а на второй день оставили город: не смогли устоять перед бешеным натиском противника. Начали отступать к Лутковке.

Об этом командование красных писало: «По стратегическим соображениям штаба недавно созданного Уссурийского фронта оставлены позиции города Спасска. В полном боевом порядке части отошли к