Жизнь и судьба Федора Соймонова - Анатолий Николаевич Томилин

жениха... Пошла за дубовыми столами свадьба по-настоящему. Потом ездили в церковь, венчалися и снова угощались, гуляли до ночных звезд, пока не пришло время провожать молодых в подклет...

Ты зоря ль моя, зорюшка,

Ты душа ль моя, Дарьюшка,

Ты душа ль моя, Ивановна.

Городом прошла зарею,

Ко двору пришла тучею,

Пустила по двору да сильный дождь,

Сама поплыла-то утицей,

На крыльцо взошла павою,

В новы-то сени — лебедушкой...

Года не прошло, родила молодая жена Федору сына-первенца, плод горячей любви супружеской, богом венчанной и благословленной. Младенца окрестили в приходской церкви, нарекли Михаилом.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Въ нещастливомъ

и въ печальномъ

и скучномъ

случаяхъ

Глава десятая

1

Зимою памятного семьсот тридцатого года, куда нет-нет да и возвращался мыслями наш герой, застаем мы Федора Ивановича Соймонова уже женатым, с первенцем-сыном. Живет он с семейством в Москве, в собственной усадьбе, и все еще в отпуске.

В ту пору Федор Иванович лишь на крещенский сочельник вернулся из Санкт-Петербурга. Ездил по поводу родственной тяжбы. Воспользовавшись, как он считал, долгим его отсутствием, дальний сродич генерал-майор Леонтий Яковлевич Соймонов взял на откупа деревеньку, оставшуюся после бездетного дяди, хотя первостное право по близости родства было на то за Федором. И вот уже два года тянется их спор... Ныне вот-вот должна была тяжба разрешиться в его, Федорову, пользу, но Леонтий, служивший в Дербенте, не поленился, прислал новую челобитную. Внес какие-то поправки в поколенную роспись, а может, и мзда по его поручению какая-никакая воздана кому-то, только дело вдруг решили рассмотрением продолжить.

Забегая вперед, скажем, что до своего окончания находилось оное в производстве... пятьдесят с лишком лет, пока за смертию одного из тяжущихся не вернулось из Сената в Вотчинную коллегию, где вскорости и завершилось. Деревенька того не стоила, сколько ушло на протори по судебным делам. Поистине — в России испокон веку обращаться за помощью к закону равносильно разору. Так было ранее, так и ныне.

Не прояснилось и положение самого капитана в рассуждении дальнейшей службы. С одной стороны, как бы надлежало ему перебираться в Петербург. В архиве есть справка: «А ему-де, капитану Соймонову, по указу велено явитца в Санкт-Петербург генваря 1‑го числа предбудущаго 729‑го»... Но с другой стороны, я уже говорил о том, что для уменьшения финансовых затрат на армию Верховный тайный совет принял решение о постоянном пребывании трети всех офицеров в отпусках. После ссылки Меншикова Военная коллегия осталась без президента. Двор перебрался в Москву, вице-президент граф Миних остался в Петербурге. Кто чем командовал — неизвестно. Еще хуже обстояли дела в Адмиралтействе. Строить новые большие корабли перестали. Верховные господа считали, что нужно вообще ограничиться постройкою одних галер. Провиант и припасы заготавливать для флота впрок запретили. В море велено было без особого на то указу не выходить.

Все это, по зрелому рассуждению, приводило Соймонова к мысли, что его карьера на морском поприще, скорее всего, закончилась... В своих автобиографических записках он пишет: «При выезде моем из Астрахани по 18-ти летней моей морской службе, искал я случая, чтоб на некоторое время быть в Москве, во-первых, признаюся, для того случая, что женился, а другое и то, что с женою жить в Петербурге был недостаток; оставя жену, одному ехать не хотелось, а чтоб оставить морскую корабельную службу, по совести ни на мысль мою не приходило... По моей склонности не желал я от морской службы отстать, да правда и то, что по любви к жене, чтоб быть с нею неразлучно, и не противно было».

Счастлив путник, ежели, подъезжая к дому своему, в нетерпении подгоняет версты. Счастлив тот, кого дома ждут не дождутся с долгой отлучки. И двоекратно счастлив муж, коего жена встречает на пороге с заблестевшими от долгожданной радости глазами, когда от первого объятия у обоих прерывается дыхание и мир отступает в сторону. Не часто так-то бывает, но Федору повезло.

Дома готовились к крещенским гаданиям. Бабы, девки, подоткнув подолы, скребли половицы в горницах. Конюхи таяли крещенский снег в горшках, на пойло лошадям для здоровья. Топили баню...

Вопреки широко распространенному мнению о непреодолимой тяге русских людей к частому посещению бань, исторические документы этого не подтверждают. Так, к примеру, отмечая даже чрезвычайную чистоплотность Меншикова, остались сведения, что за год перед опалой он двадцать девять раз посетил баню. Причем около десяти раз с чисто лечебной целью. В тот год светлейший много болел. Обычно же мылись к праздникам и не чаще одного раза в месяц. Такая периодичность была характерна не только для России XVIII века, но и для большинства европейских стран с их бочками и лоханями нагретой воды.

В сенях Федора встретила молодая жена. Хотела кинуться, но заробела. Закрылась рукавом. А когда Федор сам обнял да прижал к себе — затрепетала телом. Кинулся жаркий румянец в лицо, спрятала залучившиеся глаза у мужа на груди. Крякнул флота капитан, и вроде бы слетела с него часть забот и груз недовольства, что вез с собою из Петербурга. Велел Семену-камердинеру вынуть из саней гостинцы, а сам обошел дом, принял от всех поздравления с возвращением...

На следующее утро пошел Федор с женою на Москву-реку глядеть на Водокрещи, на Богоявление. Народу на берегу собралося — тьма. Ждали императора. С давних времен день Богоявления знаменовался в Москве большим царским выходом. Со всей Руси съезжались к этому дню бояре и всякие именитые высокого чина люди в Белокаменную. Утро начиналось с того, что царь в богатом наряде царском шествовал в Успенский собор, а оттуда, средь строя ратных стрельцов, поддерживаемый стольниками, переходил к иордани — большой прямоугольной полынье, очищенной от льда. Чин крещенского освящения воды совершал патриарх...

Ныне не стало уже того благолепия, как ранее, — говорили старики. Нет у проруби иорданской патриарха всея Руси, а царь стал мальчиком-императором в коротком нерусском кафтане да в ботфортах. Но все равно собирается в лютые крещенские морозы люд на Москва-реке, находятся смельчаки, что, благословясь, купаются в освященной воде. Раскрыв рты, стоят москвичи на берегах и ждут: вот-вот разверзнутся небеса над иорданью и