На линии огня - Артуро Перес-Реверте

– Пять рядовых и сержант Сьерсо… По всему видать, интербригадовцы, когда взяли хребет, расстреляли их.

– Вот же паскудство какое…

– Так вот, говорю, мы ждали, что он прикажет кончать всех на месте, но на этот раз он повел себя иначе, чем всегда. Пристрелил только раненых, которые не могли идти сами, а этих, сказал, сведите вниз, пусть их допросит тот, кто говорит по-ихнему.

– Так если это интербригадовцы, какая разница – там или тут?..

– Да небольшая, конечно. Несколько лишних часов проживут. И они это знают – видишь, какие у них лица.

– Знают, – соглашается Бескос.

– Разумеется, знают. А если нет – раньше надо было думать, перед тем как вломиться к нам, убивать испанцев, курить наш табак и бесчестить наших женщин… Интересно бы знать, кто их подрядил стоять со свечкой на наших похоронах.

Капрал, щуря глаза от сигаретного дыма, оборачивается к пленным. Потом беззлобно толкает одного прикладом:

– Шагай, твари. Шевели копытами.

И печальная процессия продолжает свой путь в тыл.

В свете зари, сочащемся через окно с выбитыми стеклами, новобранцы почтительно рассматривают шесть бутылок с бензином, завернутые в оберточную бумагу, – Хулиан Панисо и Ольмос поставили их в самый безопасный угол комнаты, заваленной мусором и обломками мебели. «Сосунков» – восьмеро, и с ними сержант Касау.

– Вся штука в том, – объясняет Панисо, – что, если рядом нет пехоты, танк глух и слеп. А потому техника проста: одни огнем отсекают вражеских стрелков, а другие действуют бутылками и гранатами. Бросаешь бутылку под гусеницы или чуть повыше – там самые уязвимые места, – и когда она разбивается, а бензин разливается, бросаешь гранату и поджигаешь его… Как видите – дело нехитрое.

– Тут самое главное – не сдрейфить, – добавляет Ольмос.

– Именно так. Бензин, бомба, бодрость духа. Этот набор с любым танком совладает.

Снаружи доносятся выстрелы – пока еще разрозненные. Вялая перестрелка. Время от времени где-то вдали гремят разрывы.

– Начинают просыпаться… – говорит Панисо. – У них есть танки – и не для красоты. Есть желающие попробовать? – он поворачивается к новобранцам. – Нужны двое.

Юнцы нерешительно переглядываются. Подрывник многозначительно смотрит на Касау: тот стоит, прислонившись к стене, – руки в карманах, винтовка за плечом – с таким видом, будто все происходящее его не касается. Не рискнешь сегодня – завтра подерешься, говорят его светлые, бегающие глаза. Или послезавтра. А еще лучше – никогда.

Панисо показывает на Ольмоса:

– Нам нужны люди надежные. Один пойдет с ним, другой – со мной.

– А раньше вы уже делали такое? – спрашивает кто-то из рекрутов.

– Ну а то! В Брунете.

Парень, который задал вопрос, поднимает руку. И – после секундной заминки – его сосед тоже. Панисо кивает одобрительно:

– Отлично, ребятишки… Имена у вас есть?

У парня, вызвавшегося первым, веселое, плутоватое лицо и на губах – нахальная мальчишеская ухмылка. На нем форменная рубаха, но штаны – неуставные, а на ногах – альпаргаты. В руках – старая английская винтовка «ли-метфорд», пилотка лихо сбита на левую бровь.

– Есть. Даже фамилии есть, – сообщает он. – Вот меня, к примеру, зовут Рафаэль Пуигдевалль, дедуля.

– Двойная фамилия? Пуигдевалль-Дедуля?

– Нет, это я тебе. Мы – ребятишки, а ты, стало быть, дедуля.

– Сам ты дедуля.

– Пока нет, но надеюсь, стану когда-нибудь.

Панисо, подбоченившись, меряет его взглядом с головы до ног:

– Там видно будет… Если предложат на выбор – написать «здесь пал смертью храбрых» или «отсюда удрал, поджавши хвост», ты что предпочтешь?

– Я не заяц, чтобы бегать.

– И за словом в карман, я смотрю, не лезешь.

– Были и побойчей меня, – не моргнув глазом, отвечает парень, – да их убили вчера на Файонском шоссе.

Подрывник сгоняет с лица улыбку и с очень серьезным видом оглядывает второго:

– Ну а ты кто?

– Меня зовут Люис Масадеу.

Панисо вновь оборачивается к первому:

– Кой тебе годик, Рафаэль?

– Восемнадцать стукнуло.

Подрывник рассматривает второго – малорослого, хрупкого, как ребенок, прыщеватого.

– А тебе, Люис?

– Семнадцать.

– И ты такой же смышленый, как твой приятель?

– Были бы смышленые, не подняли бы руки.

Не выдержав, хохочет Ольмос, а за ним – Касау и остальные.

– Ах, засранцы! Пальца в рот не клади.

Панисо пытается сохранить серьезность.

– Товарищ Ольмос прав: то, что вы оба вызвались идти добровольцами, – прямо чудо из чудес. И теперь осталось проверить, чего вы стоите на деле. Рафаэль пойдет со мной, а ты, Люис, – с Ольмосом. Как скажем, возьмете по две бутылки каждый. И поосторожней, не разбейте. Потом пойдете с нами и сделаете, что скажем. Понятно?

– Понятно.

– Понятно, дедуля.

Касау и прочие новобранцы улыбаются, слушая их разговор. Заметив это, Панисо подходит к Рафаэлю, придвигается к нему вплотную:

– Слушай-ка, Мигель…

– Рафаэль.

– Ладно, не важно. – Панисо хватает его за ворот рубашки. – Слушай, что я тебе скажу. Если снова вздумаешь выделываться тут и шутки шутить, я тебя досыта накормлю свинцовой карамелью – не одну скушаешь, а семь штук, одну за другой. Понятно?

Оробевший паренек растерянно моргает. Нахальство улетучилось, он вытягивается почти как на плацу.

– Да.

– Это хорошо. Потому что у меня нашивки не на рукаве… И позволь дать тебе совет: поаккуратней со старыми солдатами, если уж попал туда, где умирают молодыми. Уловил?

Рафаэль кивает:

– Уловил.

– Товарищ.

– Уловил, товарищ.

– Вот это другое дело… несмышленыш.

Панисо оправляет на себе ремни с четырьмя гнездами, где лежат гранаты «лаффит», берет автомат – Ольмос починил экстрактор, и он теперь как новый – и показывает на дверь. Снаружи набирает силу перестрелка.

– Выходим! – говорит Касау остальным. – Живей шевелись – фашисты опять пожаловали.

И они выходят на улицу. Мостовая засыпана битым кирпичом и черепицей, фасады выщерблены пулями и осколками. Ночь выдалась спокойной, дала передышку, но вчера бои были жестокие, франкисты дошли почти до самой церкви – до ее почерневшего от дыма и гари остова: изуродованные стропила торчат под небом, уже золотящимся на востоке. Танки франкистов остановились на некотором расстоянии от баррикады, ожидая, когда пехота обеспечит им продвижение. А по тому, как ведется сейчас огонь, подрывник угадывает, что легионеры под прикрытием темноты просачиваются с обоих концов улицы к церкви и площади. Когда доберутся, танки будут здесь.