Александр Михайлович. Несостоявшийся император - Александр Широкорад

После такой славной победы 66-летний ловелас в красных кавалерийских штанах гордо заявил: «Мы готовы к войне».

О министрах последнего царя писать очень трудно. Просто заявить, что это было скопище дураков и проходимцев почище, чем окружение городничего в «Ревизоре» — получишь обвинение в очернительстве, в большевистском подходе и т.д. А куда ни ткни, всюду грязь. Что прикажете, описывать подвиги нижегородского губернатора Хвостова, ставшего министром внутренних дел, или обер-прокурора Саблера (настоящая фамилия Цаблер, вероисповедание... уточнять не будем)?

Разумеется, нельзя валить в одну кучу всех министров. Особняком высится могучая фигура Петра Аркадьевича Столыпина. Да, он много сделал для выхода России из кризиса в 1907-1911 гг. Столыпинские галстуки и столыпинские вагоны вошли в историю. Большевики кричат — палач, демократы — строитель «великой России». Только вот никто не расследует и никто не опровергает материалы Витте о заимствовании Столыпиным казённых денег: «Столыпин и его ближайший помощник по делам полиции Курлов тратили на свои нужды или на своё представительство уже не 50 000, а сотни тысяч. Это было одним из последствий так называемого конституционного порядка, который водворял П.А. Столыпин».

Стоит упомянуть немногих и компетентных министров, хотя и у них были какие-то недостатки. Это Витте, Извольский, военный министр Поливанов, министр иностранных дел Сазонов, часто заявлявший послам Антанты: «В России министры не имеют права говорить то, что они думают». Вот и все. А кто и что может сказать хорошего об остальных министрах?

Да, собственно, и сам царь был о них невысокого мнения. Как-то Николай спросил мнение Победоносцева о Плеве и Сипягине, на что Победоносцев ответил, что Плеве — подлец, а Сипягин — дурак. Царь согласился с ним и даже с одобрением пересказал разговор Витте. А затем назначил «дурака» Сипягина министром внутренних дел. 2 апреля 1902 г. Сипягин был убит эсерами по приказу агента охранки Евно Азефа. Тогда очередь дошла и до «подлеца» — министром внутренних дел был назначен Плеве.

Чем ближе Николай подходил к своему концу, тем чаще становилась смена министров. «Министерская чехарда», — как говорил монархист В.М. Пуришкевич. С 1905 по 1917 г. сменилось 11 министров внутренних дел, 8 министров торговли, 9 министров сельского хозяйства и т. и. Министры зачастую снимались прежде, чем они успевали вообще как-либо проявить себя.

Как ни плохи были министры, но ещё худший вред, чем их правление, наносило решение важнейших вопросов царём с какими либо авантюристами типа Безбородко, Абазы, Папюса, а затем Распутина.

Тут возникает вполне резонный вопрос, почему при таком плохом управлении в 1894-1903 гг. и 1908-1914 гг. наблюдался устойчивый рост валового дохода России? Причин тут много. Среди них: дурное исполнение дурных распоряжений, трудолюбивое население, готовое трудиться за жалкие гроши, энергичные предприниматели и купцы, превосходные, я бы даже сказал, лучшие в мире инженеры и учёные, и, наконец, самая богатая природными ископаемыми страна в мире. Гигантский потенциал России компенсировал и огромные хищения, и промахи властей. Значительную роль сыграла специфическая черта русского народа — инертность, или, лучше сказать, инерция, поскольку «инертность» теперь чуть ли не ругательное слово. Между тем инерция народа — вещь страшная для правителя. Ему до последнего момента кажется, что бразды правления у него в руках, а на самом деле они постепенно рвутся, и об отказе приводов управления правитель узнает, лишь когда к нему приходят с текстом отречения, а то и с удавкой.

Завершая разговор о системе управления империей, стоит сказать несколько слов и об управлении православной церковью. Формально царь являлся главой Русской православной церкви. Но из его дневников, писем, распоряжений мы видим, что дела церкви для него были на втором плане. Непосредственно делами церковного управления ведал Священный Синод, возглавляемый обер-прокурором. Назначал обер-прокурора лично царь. Церковь же не имела даже совещательного голоса. Обер-прокурором становился какой-либо чиновник, зачастую очень далёкий от церковных дел. В 1833-1836 гг. обер-прокурором был масон Нечаев. Был обер-прокурором и генерал Н.А. Протасов, писавший приятелю: «Теперь я главнокомандующий церкви, я патриарх, я чёрт знает что...». С 1865 г. до конца 1880 г. обер-прокурором был граф Д.А. Толстой. О правлении Д.А. Толстого его современник митрополит Киевский Арсений сказал: «Мы живём в век жестокого гонения на веру и Церковь под видом коварного об них попечения». А современный историк церкви эмигрант Д.В. Поспеловский писал: «Обер-прокурор Дмитрий Толстой вряд ли был верующим человеком».

Не лучше положение церкви стало при обер-прокуроре Победоносцеве. В годы Первой мировой войны министерская чехарда не минула и Синод — за три года сменилось четыре обер-прокурора Синода.

Про управление церковью при последних царях тот же Поспеловский писал: «...совершенно неканоническое устройство церковного управления, порабощение Церкви государственным аппаратом и, конечно, падение её престижа как института. Церковь превращается в приводной идеологический ремень крепостнического государства. На приходское, особенно сельское, духовенство фактически возлагается роль полицейского, который должен сообщать правительству имена и численность потенциальных рекрутов для армии, доносить об антиправительственных разговорах и даже пренебречь тайной исповеди, если она содержит антиправительственные замыслы. Да и в культурном отношении теократическое мышление и культура Церкви, а следовательно, тех слоёв населения, которые находятся в сфере её наибольшего влияния — крестьянства, купечества (по большей части старообрядческого), мещанства, — оказывается в полном диссонансе с западническо-секулярной абсолютистской империей Петра I и его наследников».

Николай II был, безусловно, верующим человеком. Но вот вопрос — во что он верил? Была ли его вера в пределах канонов православной церкви, или это было «языческое православие», как называют некоторые авторы? Это вопрос очень сложный, чтобы дать однозначный ответ. Но с уверенностью можно сказать, что если бы Николай II был, скажем, купцом в глухой провинции и окружил себя «папюсами» и «Распутиными», то у него могли бы быть серьёзные неприятности от местного церковного начальства. Вмешательство Распутина в дела Синода равно компрометировало как монархию, так и православную церковь.

Результатом церковной политики Николая II было, с одной стороны, охлаждение широких масс к православной церкви, а с другой — раздоры и, по крайней мере, разложение внутри самой церкви. К примеру, семинаристы из опоры режима становились самым радикальным и революционным элементом в среде студенчества. В 1911 г. 2148 человек было выпущено семинариями, но к 1913 г. из них только 574 человека (то есть 27%) приняли сан. Семинаристы играли значительную роль во всех революционных организациях. Думаю, излишне напоминать, откуда пришёл в революцию Иосиф Джугашвили.

Видели ли иерархи, что Николай II компрометирует церковь и увлекает её к краю пропасти вместе с собой? Да, безусловно! Разумеется, священнослужители не могли строить планы военных заговоров, устраивать демонстрации и тайные типографии, не говоря уж о метании бомб. Зато, начиная с 1904 г., значительная часть церковных иерархов начала обращаться в Синод и непосредственно к царю с просьбой созыва церковного собора и учреждения патриаршества.