Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

Москва, август 1946 года…

Григорий опустил голову на грудь и, сомкнув веки, вызвал в памяти берег моря и точеную фигурку Сото – последней женщины, которую ему суждено было видеть и ощущать рядом с собой. Как же гибельно он устал от всех этих допросов, обвинений и прокурорско-судебных мудрствований! С каким непростительным легкомыслием отдал он себя когда-то в руки этих энкавэдистских костоломов! И это он, боевой, несколько войн прошедший генерал!..

– Подсудимый Семёнов, вы признаёте, что в 1918 году по вашему личному приказу в городе Троицкосавске Забайкальской области была создана особая тюрьма, куда свозили «неблагонадёжных» арестованных – имеется в виду невнушающих доверия с вашей, белогвардейской точки зрения, – из районов Западной Сибири и Дальнего Востока?

Атаман устало взглянул на военного прокурора, ироничным взглядом прошелся по членам Военной коллегии Верховного Суда, восседавшим за столом во главе со своим председателем – Ульрихом. Склонив голову, по-самурайски упираясь кулаками о колени, он долго раскачивался всем туловищем из стороны в сторону, то ли отрицая услышанное, то ли сокрушенно размышляя о превратностях своей судьбы.

– Это была городская тюрьма, – ответил он, только когда прокурор повторил свой вопрос. – Возможно, она существовала там со дня основания города. Даже не сомневаюсь в том, что существовала.

– Но ваши подчиненные расширили её, используя казармы местного гарнизона. По приговору специального суда, возглавляемого сотником Соломахой[97], там было казнено свыше тысячи пятисот заключенных. И более трехсот пятидесяти человек умерло от голода и болезней.

– Насколько мне известно, когда городом овладели красные, там тоже была тюрьма, и за годы советской власти там было истреблено вдвое больше людей, чем за период временного пребывания в Троицкосавске моих частей, – спокойно ответил Семёнов. – В те годы было голодно. Возможно, кто-то действительно умер от голода, но в основном умирали от ран, тифа и прочих болезней.

Прокурор взглянул на секретаря суда и сидевших рядом с ним стенографистов, и те без слов поняли: «Этот ответ в протокол не заносить!». Сам же он оспаривать слова атамана не стал, а ровным, монотонным голосом продолжил допрос:

– Вы признаете тот факт, что на станции Андриановка военнослужащими ваших частей были расстреляны три тысячи человек? И что трупы их вывезли в сорока вагонах и закопали?

– Мне об этом ничего не известно.

– То есть вы не желаете признавать этот факт? Несмотря на то, что он засвидетельствован показаниями нескольких свидетелей.

– Я лишь сказал, что лично мне об этом ничего не известно. Не исключаю, что речь идет о захоронении погибших во время боев за эту станцию, причем допускаю, что в число погибших входили и мои солдаты, а также мирное население. В том числе и люди, которые были расстреляны коммунистами[98].

– Подсудимый Бакшеев, вам тоже ничего не известно по этому факту?! – набыченно поинтересовался военный прокурор, сорокапятилетний, с апоплексически багровой лысиной подполковник юстиции, с набором орденских колодок на кителе. Все замечания подсудимых обвинители попросту игнорировали.

– Мне не приходилось бывать на этой станции. Но знаю, что там велись бои, как, впрочем, и по всей Забайкальской железной дороге.

– Подсудимый Семёнов, какие конкретные меры вы предпринимали против мирного населения районов, которые оказывались в зоне действия ваших войск.

– Когда речь шла о враждебном нам населении, предпринимались меры, обычные в данной ситуации. В том числе и принудительного характера.

– Расстрелы применялись?

– Конечно же, применялись, – пожал плечами атаман. – Без этого борьба невозможна.

– И вешали тоже?

– В основном расстреливали.

– И многих расстреляли[99]?

– Я не могу сказать, сколько было расстреляно, поскольку непосредственно на казнях не присутствовал.

– А другие формы репрессий вы применяли? Если население оказывало вам сопротивление, ваши люди сжигали деревни?[100]

– Если население оказывало слишком яростное сопротивление… – пожал плечами атаман, – не исключаю, что кое-кто из моих подчиненных прибегал и к подобным методам устрашения. Жестокости гражданских войн и бунтов общеизвестны, в соболях-алмазах.

– На предварительном следствии, подсудимый Семёнов, вы не отрицали тот факт, что ваши войска финансировались японским правительством, – подключился к допросу Ульрих. Задавая какой-либо вопрос или выслушивая ответы, он всей грудью налегал, буквально ложился на широкий дубовый стол и, близоруко щурясь, без конца то снимал, то вновь надевал очки, небольшие свинцовые кругляшки стекол которых были похожи на ружейные стволы расстрельной команды.