Артур и Джордж - Джулиан Барнс

— Вы искренне верите, что все происходило именно так?

— Нечто в таком роде, да.

— Ну а Орас?

— Орас?

— Орас Идалджи. Рожденный с такой же смешанной кровью. В настоящий момент уважаемый служащий правительства его величества в налоговом управлении. Вы не предполагаете, что Орас входил в пресловутую шайку?

— Нет.

— Но почему? У него те же рекомендации.

— И опять вы шутите. Орас Идалджи живет в Манчестере, начать хотя бы с этого. И ведь я всего лишь указал, что смешанная кровь создает склонность, подверженность при определенных исключительных обстоятельствах возвращаться к варварству. Разумеется, многие полукровки ведут вполне респектабельную жизнь.

— Если что-то не провоцирует их.

— Как, например, полная луна может спровоцировать безумие у некоторых цыган и ирландцев.

— На меня она никогда и никак не действовала.

— На ирландцев низших сословий, мой милый Дойль. Ничего личного.

— Так в чем разница между Джорджем и Орасом? Почему, согласно вашей гипотезе, один вернулся к варварству, а другой нет? Или пока нет?

— У вас есть брат, Дойль?

— О да. Моложе меня. Иннес. Он офицер.

— Почему он не пишет детективные рассказы?

— Сегодня вечером гипотезы строю не я.

— Потому что обстоятельства, даже когда речь идет о братьях, разнятся.

— И все-таки почему не Орас?

— Все улики были у вас перед глазами, Дойль. Все факты были представлены в суде самой его семьей. Меня удивляет, как вы могли их проглядеть.

Как жаль, подумал Дойль, что он не снял номер в отеле «Белый лев» по ту сторону дороги. Возможно, до конца вечера ему потребуется мебель, чтобы ее пинать.

— Дела, подобные этому, ставящие в тупик посторонних, вызывающие отвращение, по моему опыту, чаще всего связаны с фактами, которые в судах не обсуждаются по очевидным причинам. Факты, которые обычно не выходят за пределы курительных. Однако вы, как указывают ваши рассказы о мистере Оскаре Уайльде, человек, знающий свет. И к тому же, помнится, получили медицинское образование. И вы, если не ошибаюсь, отправились в Южную Африку ради поддержки нашей армии в той войне.

— Все это верно. (Куда клонит этот молодчик?)

— Вашему другу мистеру Идалджи тридцать лет. Он не женат.

— Как многие молодые люди его возраста.

— И, вероятно, так и не женится.

— Особенно учитывая его тюремное заключение.

— Нет, Дойль, проблема не в этом. Всегда находятся неразборчивые женщины определенного типа, которых манит запах Портленда. Помеха тут другая. Помеха тут в том, что ваш протеже — пучеглазый полукровка. Не слишком привлекательная приманка. Во всяком случае, в Стаффордшире.

— И ваш вывод?

Однако Энсон словно бы не торопился с выводом.

— Обвиняемый, как было указано в суде квартальных сессий, не имел друзей.

— А я думал, он был членом знаменитой уайрлийской шайки…

Энсон проигнорировал этот выпад.

— Ни товарищей, ни, что важнее, приятельниц. Его ни разу не видели под руку с девушкой. Даже с горничной.

— Никак не предполагал, что вы уделяли ему столь пристальное внимание.

— И спортом он не занимается. Вы этого не заметили? Великолепные, мужественные английские игры — крикет, футбол, гольф, теннис, боксирование — для него абсолютно чужие. Стрельба из лука, — добавил главный констебль, а затем, после раздумья: — Гимнастика.

— Вы хотите, чтобы человек с близорукостью в восемь диоптрий выходил в перчатках на ринг, иначе вы отправите его в тюрьму?

— А! Его зрение — ответ на все вопросы. — Энсон чувствовал, как нарастает раздражение Дойля, и постарался распалить его еще больше. — Да, бедненький одинокий мальчик с выпученными глазами, уткнувшийся в книги.

— И?..

— Вы, если не ошибаюсь, специализировались в офтальмологии.

— Некоторое время у меня была приемная в Девоншир-плейс.

— И много ли случаев экзофтальма[22]доводилось вам встречать?

— Не так уж много. Правду сказать, у меня вообще было немного пациентов. Они избегали меня в такой мере, что я мог посвящать время литературным занятиям. Так что их отсутствие обернулось неожиданным благом.

Энсон отметил про себя ритуальную дань самоудовлетворению, но продолжал наступать:

— И какое физическое состояние вы связываете с экзофтальмом?

— Иногда это следствие коклюша. Ну и конечно, побочное следствие удушения.

— Экзофтальм обычно связывают с нездоровой степенью сексуального желания.

— Чушь!

— Без сомнения, сэр Артур, ваши пациенты на Девоншир-плейс были все крайне отполированными.

— Абсурд. (Или они опустились до народных поверий и бабушкиных сказок. И это от главного констебля графства?)

— Разумеется, эта особенность не могла быть включена в улики. Но о ней постоянно сообщают те, кто имеет дело с преступниками определенного типа.

— И все-таки это чушь.

— Как угодно. Далее нам следует взвесить странность того, как размещались на ночь в доме священника.

— Абсолютное доказательство невиновности молодого человека.

— Мы согласились, что в этот вечер не изменим убежденность друг друга ни на крупицу, ни на йоту. Но тем не менее взвесим эти факты. Мальчику… сколько? десять?., когда его маленькая сестренка заболевает. С этого момента мать и дочь спят в одной комнате, а отец со старшим сыном также делят одну спальню. К счастью, у Ораса есть собственная комната.

— И вы предполагаете… вы предполагаете, что в той спальне происходили какие-то мерзости. (К чему, собственно, клонит Энсон? Он что, совсем спятил?)

— Нет, Дойль. Как раз наоборот. Я абсолютно уверен, что в этой спальне не происходило ровным счетом ничего. Ну, кроме сна и молитв. Ничего не происходило. Ничего. Ваша собака не лаяла, если вы меня извините.

— Следовательно…

— Как я уже сказал, все улики перед вами. С десяти лет мальчик спит в одной запертой комнате с отцом. В переходном возрасте и с начала возмужания — ночь за ночью, ночь за ночью. Его брат покидает дом. И что же? Спальня брата переходит к нему? Нет, этот необычайный распорядок сохраняется. Он одинокий мальчик, а затем одинокий молодой человек с гротескной внешностью. Его никогда не видят в обществе лиц противоположного пола. Однако мы можем предположить, что ему присущи нормальные потребности и позывы. И если вашему скепсису вопреки мы поверим в улику его экзофтальма, его мучат потребности и позывы более сильные, чем обычные. Мы мужчины, Дойль, и понимаем эту сторону жизни. Нам знакомы опасности подростковости и юности. Как часто выбор лежит между плотской распущенностью, которая ведет к нравственной и физической расслабленности и даже к преступному поведению, и здоровым отвлечением от низменных потребностей с помощью активных занятий спортом. Особенности его положения, к счастью, воспрепятствовали Идалджи избрать первый путь, но он уклонился от второго. И хотя я согласен, что боксирование ему вряд ли подошло бы, оставались, например, гимнастика и физическая культура и эта новая американская наука — бодибилдинг.