Черноморский набат - Владимир Шигин

В тот день многие с изумлением смотрели на глубокие рвы, на высокие валы и стены, которые были ими накануне преодолены почти в полной темени под градом пуль и картечи и не верили, что это они смогли.

Суворов после осмотра захваченных укреплений был того же мнения:

– На такой штурм можно решиться лишь раз в жизни!

Прямо на старом барабане, брызгая чернилами, генерал-аншеф написал лаконичную записку светлейшему: «Нет крепче крепости, отчаяннее обороны, как Измаил, падший пред высочайшим троном Ее Императорского Величества кровопролитным штурмом. Нижайше поздравляю вашу светлость».

Потери турок были ужасающи – одних убитых более 26 тысяч человек. В плен было взято 9 тысяч человек, из которых на следующий день более 2 тысяч умерли от ран. Из всего огромного гарнизона спасся только один турок. Он был ранен, упал в воду и переплыл Дунай на бревне. Оказавшись в Бабадаге, он сообщил об ужасной участи Измаила.

Потери победителей тоже были немалыми. Суворов в реляции показал убитых – 64 офицера и 1815 солдат и казаков, раненых – 253 офицера и 2450 нижних чинов. Есть и другие цифры: убитых до 4 тысяч и раненых до 10 тысяч.

Немалыми были и потери на гребной флотилии. Из донесения де Рибаса: «10-го дня минувшего декабря начиная с утра целые почти сутки произведена была на Измаил канонада, как с сухопутных батарей, так и с гребного флота неприятель выдержал с твердостью жестокое действие нашего огня и сначала ответствовал беспрерывною пальбою, которая потом мало по малу ослабевая, наконец, умолкла. В продолжение пальбы, неприятельская бомба упала в крюйт-камеру бригантины “Константин” и подняла сие судно на воздух. С ним погибли флота капитаны-лейтенанты Нелидов, Скоробогатов, констапель Богданов и нижних чинов шестьдесят человек. Сверх того во весь день на гребном флоте нижних чинов разного звания убито девяносто пять. Ранены капитан-лейтенант Литке, который вскоре потом и умер, лейтенант Ендауров, мичман Тулубьев, подпоручик Глези, прапорщики: Наза и Паниторов, нижних чинов разного звания двести двадцать четыре человека…»

Трофеи победителей составили 265 орудий, много других припасов, около четырех сотен знамен. Немалыми оказались и морские трофеи. Де Рибас с большим удовольствием пополнил свою флотилию еще четырьмя десятками брошенными турками под Измаилом судов. Буквально на следующий день у измаильских стен открыли свои лавки оборотистые евреи, которые скупали у солдат за бесценок захваченное ими золото и драгоценные камни.

Через неделю после взятия Измаила Суворов выступил со своими войсками к Галацу на зимние квартиры, оставив в Измаиле сильный гарнизон.

Получив записку Суворова о взятии Измаила, Потемкин немедленно отписал Екатерине в Петербург: «Не Измаил, но армия турецкая, состоящая в 30 слишком тысяч, истреблены в укреплениях пространных. Слава Богу, всегда нас победителями творящему… Храбрый генерал граф Суворов-Рымникский избран был мною к сему предприятию. Бог помог. Неприятель истреблен, более уже двадцати тысяч сочтено тел, да слишком семь тысяч взято в плен, а еще отыскивают. Знамен триста десять уже привезено, а еще собирают. Пушек будет до трех сот. Войска Ваши оказали мужество примерное и неслыханное…»

Счастливая разрешением измаильского вопроса, Екатерина с удовольствием обсуждала приятную ей тему:

– Взятие сей твердыни доказывает, что в поле держаться не могут противу наших войск, а ищут нас остановить противу стен, но и стены рушатся от удара штыка русского!

Светлейшему она написала: «Если хочешь камень свалить с моего сердца, ежели хочешь спазмы унимать, отправь скорее в армию курьера и разреши силам сухопутным и морским произвести действие, наискорее, а то войну еще протянем на долго, чего конечно, ни ты, ни я не желаем». Но, по мнению Потемкина, позднее время года требовало расположения войск на зимних квартирах.

Но Потемкина в тот момент волновала уже не одна война. Информаторы донесли светлейшему, что около императрицы быстро возвышается ее новый фаворит Платон Зубов и влияние князя падает. Решение этого вопроса было для Потемкина куда важнее, чем быстрейшее заключение мира. Оставив армию на князя Репнина, он поспешил в Петербург, объявив окружению:

– Еду в столицу выдирать больной зуб!

Впечатление, произведенное штурмом Измаила на Европу, было ОЦЕПЕНЯЮЩЕЕ. Немедленно прекратилась пресловутая Систовская конференция, где австрийцы, пруссаки и поляки договаривались относительно пакостей России. Из Мачина и Бабадага, где стояли турецкие войска, турки стали разбегаться тысячами. В Браилове, несмотря на 12-тысячный гарнизон, «обыватели просили пашу, когда российские (войска) придут под крепость, чтоб он сдался, дабы с ними не была участь равная Измаилу».

Награды героям измаильского штурма были на редкость щедры. Многие получили ордена, золотые шпаги и чины, все офицерам был помимо этого вручен особый золотой измаильский крест с надписью: «За отменную храбрость» и «Измаил взят декабря 11, 1790». Многочисленные и щедрые награды были рассыпаны участникам измаильского штурма. Нижним чинам вручили серебряные медали, с вензелем императрицы и надписью: «За отменную храбрость при взятии Измаила», а также деньги.

Говорят, что Суворов рассчитывал, и не без оснований, получить за Измаил фельдмаршальский жезл, но так его и не получил. О причинах этого можно только догадываться. Наградой полководцу стала именная медаль и производство в почетные подполковники Преображенского полка. Награды высокие, но все же не по подвигу.

Из биографии А.В. Суворова: «Суворов приехал в Яссы к Потемкину. Потемкин поспешил на лестницу, но едва успел спуститься несколько ступеней, как Суворов взбежал наверх. Они обнялись и несколько раз поцеловались. “Чем могу я наградить ваши заслуги, граф Александр Васильевич?” – спросил Потемкин. “Ничем, князь”, отвечал Суворов раздражительно. – “Я не купец и не торговаться сюда приехал; кроме Бога и Государыни, никто меня наградить не может”. Потемкин побледнел, повернулся и пошел в зал».

Сам Потемкин, приехав в Петербург, получил в награду от императрицы за Измаил Таврический дворец, обелиск в Царском с изображением его побед и завоеваний, а так же шитый алмазами фельдмаршальский мундир.

Державин отозвался на взятие Измаила прочувственной одой:

Везувий пламя изрыгает,

Столп огненный во тьме стоит,

Багрово зарево зияет,

Дым черный клубом вверх летит;

Краснеет понт, ревет гром ярый,

Ударам вслед звучат удары;

Дрожит земля, дождь искр течет;

Клокочут реки рдяной лавы, —

О, росс! Таков твой образ славы,

Что зрел под Измаилом свет!

* * *

Еще не имея известий о падении Измаила, султан продолжал готовиться к новым сражениям, для чего издал указ-хатишериф, в котором повелевал туркам «всякого звания и кто истинным мусульманином почитается, имеющим более 12 лет, идти на войну против россиян». Меж тем на войну идти особо никто не хотел. Молчаливое недовольство сменилось злобным роптанием, а от роптания недолго уже и до открытого бунта.