Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии) - V.S.

как они играют в песочнице, играют в войну, играют в политику, в бизнес, в спорт. Мамаши их, очевидно, любят, поскольку нельзя не любить то, что сам произвёл на свет. В этом и кроется причина того, что женщины «принимают мир таким, какой он есть», в отличие от мужчин, которым всё время нужно что-то изменять сообразно своему дурному вкусу. Женщины принимают мир и имеют своё собственное представление о реальности и о фантазии, потому что сами создали всё, что вмещает Всё. Разумеешь мою мысль?

— А? — я очнулся от повышенного внимания. — Да тут не одна мысль, — я смотрел на отражение и, оно мне не казалось безобразным.

— Вижу, ты ещё не до конца вник, — режиссёр снова сел на свой раскладной стульчик справа от меня. — Улови самое главное — смотри открыто, люби всё, что ты видишь, ведь ты всё это создал, ты всё это родил.

— Я всё это создал, я всё родил… Бог — женщина, — неожиданно для самого себя произнёс я.

— Если допустить, что он вообще есть, то — да — женщина, — произнося эти слова, режиссёр вновь поднялся со своего стульчика, двумя пальцами одной руки взял меня за подбородок, а ладонь другой руки положил на затылок и, медленно и аккуратно придал моей голове такое положение, при котором я стал смотреть как-то исподлобья, при этом у меня сделался какой-то упрямо-капризный вид. — Вот так держи голову, так меньше вероятность, что кто-то заметит твой кадык, он у тебя, к счастью, не слишком заметный, да и платок у нас имеется… У тебя при такой постановке головы немного упрямый вид, даже капризный, но мужчинам нравятся такие девушки. Вообще нужно привыкнуть нести свою голову, как цветок на стебле, на длинном тонком стебле…

*****

— И вот представь: ты от него во многом зависишь, и тут он ловит тебя на наглом вранье, аккуратно берёт тебя за горло и припирает к стенке, и, страшным-страшным голосом спрашивает: «Ты ведь всё врёшь, конфетка!..» Ты закрываешь глаза и… Закрой глаза и представь ситуацию, а когда откроешь, я хочу видеть страх.

Слова застряли у меня в горле, только голова отрицательно покачала. Кажется, у меня получилось.

— Отлично, — одними губами произнёс режиссёр.

*****

— Собирайся, поедем, прокатимся, у нас ещё есть дела.

— Как! — взвизгнул я. — В таком-то виде?! — я как-то совсем забыл, что мне всё равно нужно фотографироваться на поддельные документы. Я оглядел себя с ног до головы в большое зеркало, повернулся боком, похлопал себя по, слава Богу, плоскому животу и сказал: «Поехали». А режиссёр мне сказал: «Теперь говори шёпотом, — пусть думают, что у тебя болит горло. А к моменту «дебюта» лучше бы сорвать голос».

Через две минуты мы отъезжали от театра. Для того чтобы усесться за руль, пришлось отодвинуть сиденье и отрегулировать по вылету руль, — танкетка сабо увеличила мой рост почти на десять сантиметров. Я чувствовал себя превосходно, что меня немало удивляло.

— А вы что без машины, дядя Паша? — начал я непринуждённую беседу как будто охрипшим голосом.

— У неё срок страховки истёк, да мне она и не нужна. Я же всё время бух или под кайфом.

— Вам в творчестве помогает опьянение?

— Не знаю. По крайней мере — не мешает. Я вот смотрю на тебя, — сменил тему режиссёр. — Ты инстинктивно знаешь, как нужно себя вести, не сочти за оскорбление.

— Наверное, это потому, что я очень люблю женщин, — сказал я и непринуждённым жестом откинул прядь волос от губ.

Вот мы и приехали, — от театра юного зрителя до пешеходной улицы Баумана всего две минуты ходьбы, а езды — все восемь. Я припарковался, однако мой режиссёр не спешил выходить. Я приготовился слушать и запоминать.

— Возможно, когда мы выйдем из машины и пойдём гулять, ты ощутишь противоречие. Это произойдёт из-за того, что идеальный образ, который ты держишь в голове, не совпадёт с тем, который ты увидишь в отражении в витрине, от этого ты испытаешь отвращение к себе, а твоя уверенность сменится самой настоящей паникой. С такой ситуацией почти невозможно бороться и твоя задача просто её не допустить. Сейчас ты выглядишь на четвёрку с плюсом для самого себя, а в глазах зрителя этот образ идеален, как и в твоей фантазии; ненавязчиво поддержать эту иллюзию — твоя сквозная задача.

Я тяжело вздохнул в знак того, что хочу услышать больше.

— Для того чтобы всё прошло удачно, тебе не обязательно отождествляться со всеми женщинами мира, достаточно той одной, той, которая продаёт Ягуары и Лэнд Роверы.

Я понимал, что всё главное и второстепенное уже сказано и усвоено. Мне необходимо было сыграть роль, самую главную роль в моей жизни, от успеха которой зависело — будут ли другие роли. Тут нужно что-то большее, чем просто смелость и просто удача; мне нужен особый сорт вдохновения, возможно, тот самый, который присущ сказочной птице, которая поёт свою единственную песню, или форели перед нерестом. В моих силах было сделать всё по правилам. Если я выкручусь, тогда у меня будет куча времени, чтобы подумать над тем, как одно событие накладывается на другое, подумать над Провидением, Судьбой, Удачей, Богом, Санта-Клаусом и Розой Люксембург. Я посмотрел на себя в зеркало заднего вида, потом перевёл взгляд на моего спутника и улыбнулся очаровательной улыбкой.

— Так-то, — сказал режиссёр и коснулся костяшкой указательного пальца до моего подбородка. — Теперь идём по магазинам, по фотоателье и по всему что нужно, а потом ты угостишь меня едой и выпивкой в одном тихом уютном кафе, в котором по воскресеньям полным полно людей. И вот ещё: когда будешь фотографироваться на документы, расправь совсем немного ноздри и слегка прикуси щёки, как будто у тебя нет зубов мудрости.

— Прикусить щёки изнутри? — зачем-то спросил я.

— Ты отлично соображаешь! Да, изнутри.

Я сделал вдох. «И спокойное проникновение вглубь может быть вдохновением. И лёгкая свободная игра со своим чувством может стать вдохновенной. И мрачное, тяжёлое осознание тайны бытия — вдохновение». Итак, оставив Сверхзадачу и Сверхсверхзадачу на потом, я целиком положился на «магическое «если бы». Ближний круг внимания — ON. Публичное одиночество — ON. Выходим в Свет. Action!

*****

Половина десятого вечера того же дня.

— Здравствуйте, примете меня сегодня?

— Только по записи, извините, — ответил татуированный и пирсингованный парнишка.

— У меня крайне скромные запросы: маленькая переводная татуировка в стиле примитивизма, ненастоящая, временная… Уверен, это не займёт много времени. Очень прошу вас… Боюсь, что она мне крайне необходима к завтрашнему дню.

— Ну, хорошо, проходите, — парень взглянул на