Медленные пули - Аластер Рейнольдс

– Режущая головка соскальзывает. Те пластинки тверже алмаза. И зажимами не ухватишь. Попробую лазером.

Галина включила лазер, и я замер. Как Матрешка отреагирует на то, что в ней начнут прожигать дыру? С космическим безразличием, как повела себя, когда ее протаранил китайский робот и когда американский зонд пересек ее силовые линии? Опыта не имелось – мы могли только гадать. Вдруг до сих пор Матрешка нас терпела и воспримет лазерную атаку как первое по-настоящему враждебное действие? В таком случае потеря «Прогресса» станет меньшей из бед.

– Регистрирую продукты абляции, – объявила Галина, глядя на колеблющиеся индикаторы газового хроматографа. – Лазер во что-то врезается, вот только во что? Много углерода, благородные газы, металлы – железо, ванадий, еще что-то, пока сложно определить. Посмотрим, может, удастся взять пробы.

Лазер прочертил круг на поверхности пластинки. Если направить луч под углом, можно отделить конусообразный фрагмент. Эпоксидной присоской Галина извлекла кусок размером с кулак, который уже врастал обратно в объект.

– Отлично!

– Пока везет, попробуем еще? – улыбнувшись, спросила Галина, оторвалась от кнопок управления манипулятором, отцепила прилипающие якоря и, подключив корректирующий двигатель, переместила «Прогресс» к другой пластине.

– Передохнуть не хочешь? Здесь можно болтаться часами, особенно на якорях.

– Дмитрий, я не устала, – заявила Галина, но я заметил, как судорожно она сжимает ручку управления. Ясно, вести корабль нелегко… Раз в углу рта появился глубокий залом, значит Галина напряжена до предела. – Не устала, но проголодалась, чтобы ты знал. Хочешь сделать что-то полезное – принеси поесть.

– Ну, с этим справлюсь, – заверил я.

Раз – и я по невесомой траектории уплыл с места пилота в проход, ведущий от одного модуля «Терешковой» к другому. По всем критериям, корабль был большим. К Матрешке нас доставила ядерная энергия. Основной двигатель «Терешковой» – ВАЗИМИР, электромагнитный ускоритель с изменяемым удельным импульсом. Модель старая, но, когда прояснились задачи нашего полета, двигатель реанимировали и завели. Суть ВАЗИМИРа (американский акроним, но звучит вполне по-русски) в том, что он работает в двух режимах – обеспечивает не только разгон для выхода с орбиты Земли, но и низкоимпульсную тягу на крейсерской скорости в течение нескольких месяцев, чтобы добраться до артефакта и вернуться. Он и домой нас довезет, а на земной орбите мы пересядем на «Союз» и расстыкуемся с кораблем-носителем. «Прогресс», нагруженный инопланетными трофеями, приземлится на автопилоте, – по крайней мере, план был таким.

Как все космические корабли, изнутри «Терешкова» напоминала разграбленную лавку старьевщика. Не пустовал ни один сантиметр – место использовалось либо для экранов, либо для пульта управления, либо как лаборатория, либо как пищеблок, либо для систем жизнеобеспечения, либо чтобы держаться, либо чтобы отталкиваться, либо чтобы отдыхать, либо чтобы привязывать вещи. Технические руководства парили в воздухе у стен, к которым мы их прицепили. Компьютерные принадлежности свободно плавали по кораблю, пока кому-нибудь из нас не требовался коннектор или кабель. Фотографии родственников и рисунки наших детей мы прикрепили к стенам, между панелями и поручнями. В общем, воняла «Терешкова» безбожно и шумела так, что наушники мы снимали, лишь когда хотели поговорить.

Впрочем, «Терешкова» стала нам домом. Шумным, вонючим, но в космосе не выбирают.

Передвигаясь по кораблю, я не увидел Якова, хотя волноваться из-за этого не следовало. Он отвечал за системы обеспечения полета, а раз мы уже добрались до артефакта, значит работы у него стало меньше. Во время крейсерского полета забот у Якова хватало, и мы позволили ему немного отдохнуть, тем более что ему предстояло обслуживать «Терешкову» на обратном пути. Разумеется, Яков получал с Байконура какие-то хозяйственные задания, но свободного времени у него сейчас было больше, чем у нас с Галиной. Он мог быть в своем отсеке или в дюжине других мест, где имел шансы насладиться если не тишиной и покоем, то хотя бы уединением. Любимые закоулки на «Терешковой» имелись у каждого, мы уважали право друг друга на личное время.

В общем, пока я выбирал и подогревал еду для Галины, причин беспокоиться не было. Но вот писк микроволновки просигналил, что еда разогрета, и по «Терешковой» тут же разнеслись сигналы куда громче этого. Замигали красные лампочки. Общий сигнал тревоги означал, что корабль обнаружил нечто недопустимое. В отсутствие уточнений интерпретировать сигнал можно было как угодно – проблемы с ВАЗИМИРом или с системами жизнеобеспечения, пробоина в корпусе, а также сотня других причин. Сигнал тревоги говорил лишь о том, что проблема серьезная и срочно требует внимания.

Я схватился за поручень и подтолкнул себя к ближайшему монитору. На нем уже прокручивался текст: «Незапланированная активность у люка-3».

На пару секунд я замер, но не потому, что запаниковал, а потому, что хотел спокойно оценить ситуацию и избрать оптимальную тактику. Долго размышлять не понадобилось. Раз Галина осталась у пульта и направляла «Прогресс», проблема вырисовывалась сама собой. Яков пытался покинуть «Терешкову».

Будто мы были в Звездном городке.

Автоматической защиты, блокирующей открытие, на том люке не было. Предполагалось, что его открывают по веской причине – выпустить воздух, ликвидировать возгорание.

Через модуль я протиснулся в проход, потом в следующий модуль. Сигнализация резала мне слух. Если Яков решил, что корабль на Земле, то наверняка не подумал о декомпрессии. Он и скафандр надеть не подумал. Просто решил выйти, и все.

Я добрался до красного шкафчика с изображением молнии, отодвинул прочные задвижки и приготовился увидеть три тазера в защитной фольге.

Тазеров не было – только обрывки фольги и поролоновые гнезда, в которых лежали электрошокеры.

– Мать твою! – выругался я, сообразив, что Яков меня опередил. Против всех правил, он открыл шкафчик (это разрешено только в чрезвычайной ситуации) и забрал оружие.

Я протиснулся в следующий проход, до крови ободрав руку, и повернулся на девяносто градусов, чтобы добраться до узкого тоннеля, ведущего к люку номер 3.

Вон он, Яков, в конце тоннеля. Прислонившись к стене, он поворачивал желтое колесо, отпирающее блокировочное устройство. Повернет – и надо лишь дернуть ручку, чтобы люк разблокировался. Внешнее давление мгновенно распахнет его, и нас обоих засосет в космос задолго до того, как перегородки загерметизируются, защищая корабль. В каком направлении сейчас движется «Терешкова»? Что ждет нас с Яковом – долгий полет к Солнцу или бесславно короткий к Матрешке?

– Яков, пожалуйста, не открывай люк! – взмолился я.

Не отрываясь от колеса, он обернулся:

– Бесполезно, Дмитрий! Вам, может, невдомек, но я все понял! Мы не в космосе, не рядом с Матрешкой. Это лишь тренировка, очередная симуляция.

«А если подстроиться под его логику?» – подумал я, а вслух сказал: