Фотофиниш. Свет гаснет - Найо Марш

— Мы тут находимся чертовски близко друг к другу, — сказал Саймон, когда они закончили. — И здесь ужасно темно. Или будет темно.

— Я буду там с головой на моем клейдеаморе. Просто займите свое место, а я пристроюсь следом за вами. Макбета к тому времени уже не будет.

— Я закричу и уползу, не беспокойтесь, — сказал сэр Макдугал.

— Хорошо.

— До завтра. В то же время. Благодарю вас, джентльмены, — сказал Гастон рабочим сцены. Он попрощался и удалился.

— Настоящий чудак, верно? — сказал один из рабочих.

— Что ж, джентльмены, — сказал старший рабочий, довольно достоверно скопировав манеру Гастона, — не возобновить ли нам работу?

Они принялись прибивать отшлифованные и покрашенные обшивочные листы к декорациям. Лестница, изгибаясь, вела к площадке, на которой располагалась комната Дункана. Над лестницей повесили красный гобелен. Под лестничной площадкой в стене был тоннель, по которому можно было пройти к южному входу в замок.

Перегрин по пути в репетиционный зал увидел эту картину и счел, что она хороша. Поворотные платформы справа и слева представляли собой внешние стены. Появился камин. Внесли и закрепили виселицу.

Все идет гладко, подумал он и пошел в репетиционный зал. Он намеревался репетировать сцену, в которой ведьмы приветствуют Макбета. Он пришел немного раньше времени, но большинство актеров уже были в зале, включая Банко.

Если бы они были командой на корабле, подумал Перегрин, то Банко был бы придирой и критиканом. Он представил, каким Банко был в детстве: вечно уединялся с мальчиками младше себя, которые тайком его слушали, вечно стоял за какими-нибудь сомнительными затеями, но никогда за них не отвечал. Всегда был смутьяном, но никогда не выступал в открытую. Мальчик, которого нужно опасаться.

— Доброе утро всем, — сказал Перегрин.

— Доброе утро, Перри.

Да, вон он, рядом с двумя ведьмами. Две дурочки слушают какую-то чушь, что он им рассказывает. Первой ведьмы — Рэнги — еще не было. Он не станет слушать Банко, подумал Перегрин. Он действует по-своему. Он тоже актер, и притом хороший, и за это я его уважаю.

Банко отошел от ведьм и двинулся в его сторону.

— Доволен, Перри? — спросил он, подойдя ближе. — Прости! Мне ведь не следует об этом спрашивать. Дело еще не сделано. Как неудачно.

— Очень доволен, Брюс.

— Сегодня с нами не будет юного красавчика?

— Ты имеешь в виду Уильяма Смита? Он придет.

— Он, конечно, отказался от первой части фамилии. Бедный малыш.

Перегрин внутренне сделал то, что актеры называют реакцией по размышлении. Его сердце на миг замерло. Он посмотрел на улыбающегося Баррабелла. Черт, подумал Перегрин. Он знает. Черт, черт, черт.

Вошел Рэнги и взглянул на часы. Как раз вовремя.

— Вторая сцена с ведьмами, — сказал Перегрин. — Ведьмы подходят с трех сторон света. Будет слегка рокотать гром. Вы подходите одновременно и точно к центру сцены. Рэнги через коридор, Блонди с левой стороны, Венди с правой. У каждой ведьмы при себе потрепанная кошелка. В прошлый раз вы действовали не одновременно. Вам нужен какой-то знак. Рэнги идти дальше всех, остальным двоим нужно пройти одинаковое расстояние. Может быть, вам всем взять посохи? Я не хочу никакого промедления. Дождитесь грома и начинайте, когда он стихнет. Попробуем. Приготовьтесь. Раскат грома. Пошли.

Появились три фигуры, проковыляли по сцене и встретились в центре.

— Гораздо лучше, — сказал Перегрин. — Еще раз. Теперь поприветствуйте друг друга. Рэнги по центру. Вы двое одновременно смачно поцелуете его в щеку, каждая со своей стороны. Подойдите ближе друг к другу. На авансцену. Вместе. Так. Диалог.

Они говорили своими природными голосами, которые хорошо контрастировали друг с другом. Рифмы подчеркивались интонацией. Длинная речь о несчастном отправившемся в Алеппо моряке была проклятием.

И Рэнги принялся рыться в своей кошелке.

— Что там? Что там? — залебезила жадная Венди.

Но рука Рэнги замерла. Он и сам застыл. А потом внезапно открыл кошелку и пристально посмотрел внутрь. Он вынул из кошелки стиснутую в кулак руку.

Он совсем чуть-чуть разжал кулак.

— В чем дело? — спросил Перегрин. — Тебе не положили туда что-нибудь, изображающее палец?

Рэнги разжал кулак. Ладонь была пуста.

— Я поговорю с бутафором. Продолжайте.

— Барабан, барабан! — сказала Венди. — Вот Макбет, наш тан!

И они принялись танцевать, кружась и поворачиваясь, кланяясь и поднимая сомкнутые руки, всё очень быстро.

— Трижды три — закручен круг!

— Да, — сказал Перегрин, — речь о моряке, уплывшем в Алеппо, стала гораздо лучше. Теперь она и в самом деле заставляет встревожиться. Чувствуешь, как несчастный моряк мечется в обреченном корабле, крутящемся на волнах, не живя и не умирая. Хорошо. Продолжим. Банко и Макбет. Хотя погодите минутку. Банко, подход к монологам изменился за четыре столетия, и вся сцена тщательно спланирована так, что Макбет стоит на таком расстоянии от своих собратьев по оружию, чтобы ему не было их слышно. Вы с Россом и Ангусом разговариваете далеко в глубине сцены, очень тихо и почти не двигаясь. Сам Шекспир, похоже, чувствовал, что традиционная расстановка здесь не очень хороша. Его «Благодарю вас» — это разрешение уйти. Так мы это и сыграем. Они кланяются и уходят как можно дальше. Мне незачем напоминать вам, как важен этот монолог. Так что никакого громкого смеха, пожалуйста. Хорошо?

— Я понял еще в первый раз, когда вы об этом сказали, — проговорил Банко.

— Хорошо. Тогда мне не придется напрягаться, упоминая об этом в третий раз. Все готовы? «Как на воде, бывают пузыри и на земле».

Сцена продвигалась. Доставлены сообщения о грядущих милостях. Золотое будущее было открыто. Все было прекрасно, и все же… все же…

Перешли к сцене с котлом. Перегрин попробовал изобразить фоновый шепот. «Жарься, зелье! Вар, варись!» Будет ли слышно? Он попробовал тихо произнести те же слова: «Жарься, зелье! Вар, варись!»

— Мы попробуем сделать это шепотом, когда соберется вся труппа, — сказал он. — Шесть групп, каждая начинает после «варись». Думаю, получится.

Ведьмы были великолепны: настоящие злобные ведьмы с недвусмысленными движениями. Однако Перегрин чувствовал, что Рэнги что-то беспокоит. Он не путался в репликах, четко двигался, ему не нужны были подсказки, но он был подавлен. Заболел? Устал? О господи, только не это, думал Перегрин. Почему он смотрит на меня? Я что-то упускаю?