Ларец - Елена Чудинова

— Здесь мы и заночуем, а ойрот отгонит сегодня наших лошадей с возком в надежное место, — отец Модест с удовольствием кушал отвратительный чай.

— Как это отгонит лошадей? — взвилась Катя. — Зачем?!

— А как полагаешь ты, Катерина, переправиться на своем красавце через широкую реку без мостов, где лед только на дне, а сверху безудержное теченье? — поинтересовался отец Модест, хрустя сахаром. — К тому ж воды сии холодны чудовищным холодом, он один способен убить лошадь.

— Я не оставлю чужим людям Роха! — Катя заалелась как маков цвет. — Мне его родной отец подарил, стану я…

Не решаясь переглянуться, Нелли с Парашей перепихнулись локтями, но Катя уж прикусила язык.

— Назвался груздем, полезай в кузов. Впрочем, выбор у тебя есть. Можешь ехать вместе с ойротом и ждать нашего возвращенья на сем берегу, отнюдь не расставаясь со своим конем. Думаю, месяца через три, на худой конец четыре, мы снова встретимся.

На Катю лучше было не смотреть.

— Однако должен заметить, Ваше Преподобие, что я не совсем представляю, чем отсутствие лошадей так уж поможет нашей переправе? — вступился Роскоф. — Мостов нет, нету и поверхностного льда, пусть хрупкого для лошадей, но терпимо прочного для нас. Едва ли нам самим полезнее упомянутый Вами чудовищный холод вод.

— Есть место, где мы сможем одолеть сию преграду. Но без лошадей. Надобно нам, Филипп, еще разгрузить возок. Дальше все нужное придется тащить на себе. Так ты с нами, Катерина? Или остаешься?

— Я не останусь, — сквозь зубы процедила Катя. Теперь была она бледна.

— Завтра уж будут дороги? — спросила Нелли, чтобы как-то отвлечь всех от неприятной темы. — Вы сказали, нам один только день пробираться по целине. Уж он миновал.

— Так разве мы шли по целине? — отец Модест в искреннем изумлении приподнял бровь. — То было еще по дороге.

Утром оказалось, что отец Модест запасся в Барнауле короткими широкими лыжами, лыжными палками, а также наплечными мешками на лямках, два из коих вышли изрядные. В один перекочевал, между прочим, ларец.

Никогда Нелли не думала, что идти по нетронутому снегу на лыжах так тяжело. Прежде ей доводилось завидовать тому, как ловко скользят на этих курносых деревяшках местные мужчины и мальчишки, и ей представлялось, что это должно быть куда легче, чем на коньках. Ничего подобного! А вить Нелли и без того, к стыду своему, шла последней, даже позади Параши. Строго говоря, Нелли шла по уже проложенной тропе и ничего не торила. Отец Модест и Филипп сменялись во главе отряда и даже иногда ненадолго пускали первой раздувавшуюся от гордости Катю. Но ни Параше, ни Нелли этой чести не выпало.

— Первым делом, не дышать ртом! Так легче идти, но можно заболеть насмерть!

Дышать ртом вправду очень хотелось. Теперь Нелли уж не видала окружающей красоты, да и не могла бы толком сказать, красиво ли вокруг.

В путь пустились в шесть часов, а к полудню маленький отряд, чуть отошед от берега, приблизился к какой-то возвышенности. Заснеженный верх ее казался впереди как бы срезан внутрь наискось, открывая в склоне три зияющих черных ямы.

— Это не берлога? — с опасением поинтересовался Роскоф.

— Пещеры. Их немало в этих краях. Внешний вывод ничем не примечателен, однако ж внутри сии каменные ходы тянутся на многие версты. Нам надобно теперь спускаться.

— Зачем?! — Черные пасти неровных дыр что-то не слишком привлекали Нелли.

— Внутри лыжи не нужны, — отец Модест высвободил ноги. — А спустимся мы вниз для того, чтобы попасть на другой берег. Пещеры пролегают много глубже русла.

— Мы под рекой пойдем?! Вот здорово! — Катя подпрыгнула, но тут же поморщилась: заплечный мешок ударил ее по спине.

— Я гляжу, лошадь ты торочишь лучше, чем себя, — хмыкнул отец Модест. — Подтяни-ко лямки.

— И далёко ж нам странствовать сим подземным царством? — Роскоф складывал палки и лыжи.

— Часа два, едва ль больше. Но отдыхать почти не придется сегодня, нам идти весь световой день. Ну что ж, в путь благословясь?

Пещера, освещенная от входа, довольно круто шла вниз. Под ногами сыпались мелкие камни: снега тут уже не было. Спуск был довольно широк, однако Нелли испытала пренеприятное чувство, когда над ее головою нависла толща свода. Пожалуй, ей не хотелось спускаться.

Сделалось темнее. В руке отца Модеста оказался смоляной факел, Нелли не заметила, откуда он взялся. Вскоре пламя взметнулось над своей палкой огненным цветком, разбросавшим повсюду ломаные причудливые тени.

Отчего таким отчетливым слышен здесь каждый шорох, звук каждого шага? Неожиданно Нелли поняла: сюда ничего не доносится снаружи. Стены, постепенно сужающиеся, слишком толсты, невероятно, немыслимо толсты холодною каменной толщиною!

Никогда Нелли не боялась высоты, дома залезала и на крышу, и на высокую голубятню, хотя верх у ней ходил ходуном, сколоченный из тоненьких дощечек. Нелли нравилось раскачиваться на них нарочно. Смотреть вниз с какого-нибудь холма или моста всегда было для нее удовольствием. На высоченный противный берег Катуни поглядывала она с несомненным интересом. Нет, высоты Нелли не боялась! Но откуда взялся теперь этот противный, унизительный страх, который растет в ее душе, словно приближающаяся тревожная музыка. Все громче, громче! Ладони в меховых перчатках противно взмокли, щекотный пот потек тонкою струйкой по позвоночнику. Чего она боится — глубины, темноты? Одно несомненно — она боится пещер.

Широкий проход уже сузился до узкого петляющего коридора, идти котором пришлось друг за другом. За Нелли шла Катя.

— Эй, ты чего мешкаешь?

Поди не замешкай, когда такая противная слабость в ногах. Но признаться, опозориться при всех… И вить все одно позориться зря, не для того они забрались так далеко, чтоб ворочаться из-за всего-то навсего страха Нелли!

— Я ногу зашибла.

Проход прекратил наконец петлять, но вышло только хуже. Пещера, в которую он вывел, оказалась довольно низкой, а снизу и сверху торчали какие-то гладкие светлые выступы. Словно зубы огромной пасти, право слово! Того и гляди, эта пасть сомкнется и начнет жевать, жевать, жевать их всех…

— Сие нечто наподобие каменных сосулек, — пояснил отец Модест, хотя Нелли было решительно все равно, как пещерные зубы называются. — Долгие годы потребны для того, чтобы они затвердели и выросли до такой длины.

Пламя факела играло на противных зубах-сосульках. Пещера закончилась вроде бы глухою стеной. Вдруг отец Модест перепутал дорогу? А вдруг они и обратно ее не найдут?!

— Пожалуй, здесь самое трудное, — отец Модест указал свободною рукою куда-то вниз. Внизу зияла отвратительная глубокая дыра. — Но только с непривычки, пожалуй. В действительности лаз довольно широк, надо только бросить мешки. Неприятно бывает, уж коли лаз уже тела.