Бич Божий - Уильям Дитрих

Исчез ли он навсегда, сметённый волной атакующих вестготов? Или по-прежнему охотится за мной с туго натянутым луком?

Я осмотрел своё тело и с удивлением не обнаружил на нём ни единой раны, только моё оружие было окровавлено. Я отделался синяками и кровоподтёками. Я был жив, в отличие от сотен тысяч убитых, и, однако, находился вместе с ними, дышал рядом с бездыханными. Опять-таки, почему? Раньше я думал, что опыт способен решить загадки жизни. Но, похоже, он только добавлял новые тайны к уже известным.

Я сидел, погруженный в эти туманные размышления, столь же бесполезные, как мой сломанный меч. И вдруг заметил тёмную фигуру. Она прокладывала путь мне навстречу через горы трупов и, вероятно, искала лежавшего здесь товарища. Это нелёгкая задача. Нанесённые раны были столь жестоки, а тела умерших столь искромсаны, что многие стали неузнаваемы. Меня восхитила преданность этого человека.

Да, я не ошибся: причина действительно была в преданности, но совсем иного толка. Фигура приблизилась, и я уловил в её очертаниях нечто знакомое и тревожное. Моё утомление внезапно сменилось беспокойством. Я, пошатываясь, поднялся. Он остановился, луна осветила моё лицо, и он негромко окликнул меня с тридцати шагов:

— Алабанда?

— Ты что, никогда не отдыхаешь?

Мой голос дрожал от усталости.

— Я не стану сражаться с тобой. Я устал от убийств. Сегодня была не война, а безумие. Оно погубило мой народ.

Скилла поглядел на трупы, озарённые лунным светом.

— Илана нуждается в нашей помощи, Ионас Алабанда.

— Илана? — с трудом переспросил я.

— Аттила сошёл с ума. Он боится завтрашнего полного разгрома и поэтому сложил погребальный костёр из деревянных седел и своих редчайших сокровищ. Если Аэций прорвётся сквозь ряды повозок, Аттила разожжёт костёр и бросится в его пламя.

Моё сердце взволнованно забилось от неожиданных вестей. Неужели гунны и впрямь отчаялись или же прибегли к хитрой уловке?

— Если Аттила умрёт, то Илана, скорее всего, освободится, — робко предположил я.

— Нет. Он приковал её цепью к погребальному костру.

— Зачем ты мне об этом говоришь?

— Разве я пришёл бы к тебе по доброй воле и без всякой цели, римлянин? Ты стал моим заклятым врагом с нашей первой встречи. У меня была не одна возможность убить тебя вчера, но тут вмешались боги и остановили меня. Теперь я знаю почему. Только ты способен её спасти.

— Я?

Неужели это ловушка? Неужели Скилла решил победить с помощью коварства, отомстив за все прерванные или неудачные поединки?

— Её невозможно освободить, — пояснил он. — Погребальный костёр окружают тысячи воинов. Но Аттила по-прежнему готов отпустить женщину в обмен на меч.

Так вот в чём дело.

— Меч Марса.

— Он проклинает день, когда лишился его, и уверен, что с тех пор наш народ околдовала какая-то злая сила. Вчера погибла половина гуннов. Мы больше не можем вас атаковать, это ясно, но мы должны отступить как сильная армия, а не как всякий сброд. Меч Аттилы вернёт душу нашему народу.

— По-моему, это ты сошёл с ума! — воскликнул я. — У меня нет меча. Он у Аэция. Неужели ты думаешь, что он захочет вернуть его сейчас, когда окончательная победа почти в наших руках?

— Тогда нам нужно его украсть. Ведь ты сам украл его у Аттилы.

— Ни за что!

— Если мы этого не сделаем, Илану сожгут.

Я вглядывался во тьму, а моя голова раскалывалась от боли. Неужели я проехал столько миль и ожесточённо сражался лишь для того, чтобы увидеть, как мою любимую женщину поглотит пламя костра? И его разожгут по случаю нашей победы! Может ли судьба быть такой жестокой? Однако просьба Скиллы означала, что я должен поставить под удар несомненную победу римлян ради одной-единственной женщины и отдать в руки Аттилы символ, необходимый ему для сплочения своей разбитой армии. У меня не было гарантий, что гунны отпустят Илану, даже если я принесу им меч. Они могли бы просто сжечь и её и меня, позабавившись этим зрелищем. Возможно, Скилла и решил убить меня таким образом — заманив в свой лагерь и пообещав обменять Илану на меч.

Или же он и правда любил её столь сильно, что это безумие имело для него какой-то смысл. И он подумал, что оно будет иметь смысл и для меня.

Я сосредоточился и принялся размышлять.

— Если мы её спасём, то кому из нас она достанется?

— Пусть выберет сама Илана.

Конечно, он должен был мне это сказать, ибо я не сомневался, что она предпочтёт меня. Ведь она была римлянкой. Но что я, в сущности, знал? Весть о том, что она жива, передал мне он, Скилла, а не кто-либо ещё. Но стоило ли ему верить? Она могла умереть в Хунугури. Могла стать женой Аттилы или даже выйти замуж за Скиллу! Он был готов сказать мне что угодно, лишь бы вернуть меч. Однако, поглядев на него, на человека, слишком хорошо известного мне по многим сражениям и поединкам, я понял, что Скилла говорил правду. Точнее, я не понял, а почуял это нутром. На войне у нас появляются странные друзья.

Если я ничего не сделаю, она умрёт. А если соглашусь с планом Скиллы, то, вполне вероятно, погибну вместе с Иланой. Но поскольку иных вариантов не существовало, мне нужно было выбирать. А вдруг они всё-таки имелись? В моем сознании стал созревать отчаянный план.

— Я даже не знаю, где сейчас находится меч, — ответил я, словно продолжая размышлять. Вдруг он послужит совсем иной цели и деморализует, а вовсе не укрепит силы?

— Любой дурак знает, где он. Мы видели, как поднял его Аэций. Там, где спит ваш генерал, и лежит железный меч.

— Но это безумие.

— Безумие в том, что люди одержимы куском железа, — возразил Скилла. — Нам с тобой известно, что никакой магической силы в нём нет и это лишь суеверие. Ржавое старье не изменит ни случившегося здесь, ни того, что произойдёт завтра утром. Мой народ не сможет завоевать Запад — вас чересчур много. Но меч спасёт Илану и спасёт моего кагана. Он спасёт мою собственную честь.

Я посмотрел на него, гадая, способен ли сработать мой план.

— Мы должны действовать сообща, Ионас. Ради неё.

* * *

Чуть поодаль, в стороне от поля битвы, там, где отдыхала римская армия, спали десятки тысяч уцелевших солдат. Они сбились в кучу, опустошённые минувшим сражением. Тысячи раненых воинов унесли с поля или оставили умирать в муках. К полю подходили всё новые полки: столь всеобщим стало желание жителей Галлии оказать сопротивление врагу. Кровавая работа войны продолжалась. Появившиеся подразделения пробирались вперёд через груды мертвецов, а затем складывали их, как дрова в поленнице. Они везли воду и припасы, катапульты и баллистические снаряды и были готовы в любой момент вступить в бой. Других отправили собирать использованные снаряды и неповреждённые стрелы. Я немного помедлил и разговорился с плотником, чинившим катапульту, и купил у него инструмент, за который он запросил цену, в восемь раз превышающую его реальную стоимость.