Жена чайного плантатора - Дайна Джеффрис

Гвен перебила его:

– В Нью-Йорке она сказала мне, что между вами все было кончено еще до моего приезда.

– Я говорил тебе то же самое.

– И я ей поверила, но на самом деле она все равно хотела тебя, даже тогда?

– Когда?

– Я уже сказала. В Нью-Йорке. Разве не об этом вы говорили по телефону?

Лоуренс выглядел озадаченным:

– По какому телефону?

– Перед тем, как мы легли спать в последнюю ночь.

– Дорогая, мне тогда звонила не Кристина. Это была Верити.

Гвен отступила назад и уставилась на него:

– Но Кристина сказала мне, что она надеялась остаться твоей любовницей после того, как мы поженились.

– Это было невозможно. – Лоуренс поморщился. – Я знаю, она пыталась создать впечатление, будто между нами все еще что-то есть. Она любит провокации. Но клянусь, после нашей свадьбы у нее не было шансов! – (Слезы обожгли веки Гвен.) – Именно поэтому после нашей свадьбы я предпочел отправиться на Цейлон один – чтобы положить конец этой истории.

– Значит, ты уехал не по делам?

– Она поддержала меня после смерти Кэролайн. Я был раздавлен. Она помогла мне прийти в себя. Я должен был расстаться с ней мягко.

– Ты не любил ее?

– Я был привязан к ней, но это не любовь.

– Но почему ты был таким отчужденным, когда я только приехала сюда?

– Потому что я любил тебя и боялся.

– Чего?

– Я потерял Кэролайн. И думал, что не заслуживаю второго шанса. Наверное, я боялся потерять тебя.

Гвен утерла слезы радости, катившиеся по ее щекам, и пощипала кожу на виске, чтобы снять начинавшуюся головную боль. Момент настал. Теперь ее очередь. Лоуренс протянул руку и погладил ее по щеке. Гвен взяла его руку и открыла рот, чтобы заговорить, но замешкалась, и в этот миг, за долю секунды, которая могла изменить ее жизнь, осознала, что просто не может этого сделать.

Мир застыл в тишине, каркнула одинокая ворона. Досадуя на свою трусость, Гвен втянула носом лесной запах деревьев и попыталась собраться с мыслями. Она не могла просто выложить правду и смотреть, как все рушится. Лоуренс доверял ей, делился с ней самыми сокровенными чувствами, своими страхами, надеждами, горестями. Но потом кое-что еще пришло ей в голову.

– Почему ты изменил отношение к Сави и пригласил его к нам?

Лоуренс вздохнул:

– Вероятно, я ошибался насчет него, вот и все.

Гвен заметила на его лице выражение, которое ее встревожило: выражение глубокого страдания.

– Что с тобой? – спросила она.

Он сглотнул и отвернулся.

Гвен взвесила в уме слова Фрэн. Если ее сестра права и Лиони действительно не дочь Сави, тогда она сможет сказать Лоуренсу правду, но, может быть, не сейчас. После стольких лет молчания ей хотелось прокричать во весь голос, что она честная женщина и не совершала того ужасного, ужасного поступка, в котором себя подозревала. Но ей нужно еще немного подождать, подождать, пока она не найдет доказательств своей невиновности.

Она прикоснулась к плечу Лоуренса, ощутив уверенность, что Верити еще не исполнила свою угрозу; в конце концов, если бы Лоуренс все знал, то не обращался бы сейчас с ней так мягко.

– Вообще-то, – сказала она, – я думаю, это, наверное, неплохая идея – вернуть твоей сестре содержание. Ясно, что она не вернется к мужу и ей нужно на что-то жить.

Лоуренс криво усмехнулся:

– Тебя это беспокоит? После всего, что она сделала…

– Она все равно твоя сестра. Мы можем поставить условием, что она уедет в Англию.

Послышался раскат грома. Гвен взглянула на небо.

Лоуренс медленно кивнул:

– Когда наш бренд начнет приносить доход, это будет возможно. Но ты ведь знаешь, что дом в Йоркшире сдан в аренду.

– Да, но срок аренды когда-нибудь закончится.

Гвен снова посмотрела на тучи, а потом на свои ноги. Уже почти наступил ноябрь, поздно для начала муссона. Она ткнула носком ботинка в сухую землю. Скоро она будет расползаться под ногами.

– Вчера я получил письмо из Англии. Съемщики намерены продлить аренду.

Гвен решила надавить на мужа по поводу содержания Верити.

– Нам никак не найти средств, чтобы выплачивать ей деньги до того, как бренд наберет силу?

Лоуренс озадаченно посмотрел на нее:

– Думаю, я могу взять в долг, если ты и правда считаешь, что это необходимо.

Гвен замялась. Ей не хотелось, чтобы Лоуренс влезал в долги, прежде чем они разделаются с запуском бренда, но, с другой стороны, так она избавится от наседавшей на нее Верити, и это позволит ей выгадать время.

Лоуренс посмотрел вверх:

– Пора сматываться. Сейчас ливанет. Поговорим о Верити позже.

Март 1934 года

Сезон дождей давно закончился, дни стояли ясные. Последние два месяца Лоуренс провел по большей части в разъездах, оставляя плантацию на Макгрегора, с которым Гвен так и не нашла общего языка. Когда Лоуренс возвращался домой, то казался немного замкнутым, его словно что-то беспокоило. Если Гвен спрашивала, в чем дело, он от нее отмахивался и говорил, что теперь, когда столько плантаций заброшено из-за падения цен на чай, главной заботой стали не возможные бунты среди рабочих, а распространение малярийных комаров.

Фрэн и Сави временно обосновались в Коломбо, пока решали, где им устроить постоянное жилье, а Верити, снова получавшая свое содержание, жила с друзьями в Канди и ждала, когда истечет срок аренды дома в Йорке. Гвен поставила условием возобновления ежемесячных выплат Верити ее возвращение в Англию. Это не означало, что золовка не сможет явиться на Цейлон и предъявить новые требования, но, по крайней мере, Гвен получила передышку.

Фрэн поговорила с Сави, и, пока Лоуренс был в отъезде, Гвен согласилась встретиться с ними обоими в Нувара-Элии. Сави хотел объясниться с Гвен наедине, и они решили прогуляться вдоль озера. Ей вообще не хотелось с ним видеться, но она понимала, что это необходимо.

Сави подошел к ней и протянул руку.

Гвен опустила глаза в землю и не взяла ее.

– Как дела в Коломбо? – спросила она, не глядя на него. – Мы видели начало беспорядков. – Последовала пауза. Гвен услышала вздох и сама стояла молча еще некоторое время. Подняв глаза, она увидела, что кожа у глаз Сави собралась в морщинки. – Простите, – сказала она.

Ноздри его затрепетали, и Гвен почувствовала, что он сдерживает гнев.

– Когда Фрэн сказала мне, я пришел в ужас. Я думал, мы друзья, Гвен. Как вы могли подумать, что я способен нанести вам такое оскорбление?