Джек, который построил дом - Елена Катишонок

– Почему я не могу?..

– В джинсах? Исключено. Потому что я буду в вечернем платье.

– Я никогда не видел тебя в платье.

С опозданием понял, что не надо было это говорить. Юлька молча ушла в спальню. Пойти за ней не решился, сел у компьютера, бездумно и тщательно вырисовывая шахматную ладью на чистом листе, и повернул голову на скрипнувшую дверь.

Юлька стояла на пороге. Такой он ее никогда не видел. Если вот это синее, как ночное небо, называется «вечернее платье», то куплю чертов костюм хоть сегодня. Стало стыдно: собрался ведь идти в любимом вельветовом пиджаке, хорош бы я был. Юля, чуть улыбаясь, наклонила голову к плечу:

– Ну как?

– Юлечка… А днем это можно носить? Я тебя никогда…

Знаю. Ты никогда не видел меня нарядной, мы привыкли к нашим джинсам, простым джемперам и курткам. «Всегда», «никогда» – слова для него сохранили свой первозданный смысл. И так во всем: он никогда не фальшивит. Инструмент, не нуждающийся в настройке.

«Хоть сегодня» костюм не купили – до ноября вагон времени. Наступило долгожданное лето, стало тепло, скоро весь город укутает душный зной. Откроешь дверь на улицу – и моментально запотеют солнечные очки от влажного, как горячий пар, воздуха. Спасение – кондиционер: подставишь лицо – и поймешь, что такое блаженство. К тому же дядька ни на что не жалуется, да и выглядит вполне прилично, не смотрит жалкими глазами, не ждет похода к врачу. Мать занята своими мемуарами: велела купить в русском книжном Макиавелли (для вдохновения, что ли?).

…Самое хорошее, что могло в твоей жизни произойти, – это Юлька. Вот так, очень просто – Юлька, Египтянка моя.

В магазине он растерялся. Костюмы, костюмы… Вспомнилось, как отец совал ему деньги, чтобы купил костюм. Был солнечный день, очень яркий, и так явственно увиделось отцовское лицо: отечное, нездоровое лицо человека, которому так недолго оставалось видеть яркий солнечный день. И пронзило чувство вины: надо было купить костюм, пойти с ним вместе – и купить, он бы порадовался. Первый костюм – школьную форму – тоже привез отец, и не было в его детской жизни большего счастья, чем увидеть настоящий костюм на настоящей парте. Школа быстро прискучила, как всякая лажа, но парта, костюм и запах кожаного ремня в то утро навсегда остались праздником.

Яну никогда не приходилось покупать себе костюм – школьной формы было достаточно. Когда же вырастал из нее настолько, что никакими бабушкиными усилиями нельзя было сделать рукава и брюки длиннее, мать покупала новую. В старших классах правила не были такими строгими, можно было носить старый дядькин пиджак. Школа сменилась армией, пиджак Якова вернулся в шкаф, Ян надел солдатскую форму, которую после армии изживал из себя, каждое утро натягивая выглаженную бабушкой свежую рубашку, какие-то брюки с Яшкиным пиджаком, отдохнувшим на вешалке за два года. Потом наступила Америка, где костюм принято было надевать на интервью – по одежке встречают, – но с работой везло: встречали по резюме, не глядя на «одежку»; в чем ты сидишь за компьютером, значения не имело, только пиши программы.

Глядя в зеркало на себя в темно-сером элегантном костюме, Ян послушно поворачивался по указаниям человека, склонившегося к его брюкам. «Завтра после четырех», – сказал человек, поднимаясь с колен. Оказалось, брюки специально продаются неподшитыми – подгонку делают индивидуально. Завтра так завтра. В огромном магазине было прохладно, удушливо пахло тканью, костюмы на вешалках напоминали неподвижную равнодушную очередь. Ян вышел на улицу, где можно было откашляться и с наслаждением закурить. «Тебе нравится?» – в который раз спрашивал он Юльку. На заднем сиденье лежали коробка с туфлями и пакет с двумя рубашками, подобранными к костюму.

Пап, я купил костюм имени тебя.

День окончился поездкой к матери. Задержав дыхание – в холле, как всегда, стоял запах еды, – он быстро вошел в лифт.

Ада сидела над тетрадью. Рассеянно улыбнувшись, она дописала фразу и только тогда повернулась к сыну.

– Ты давно не приходил!

– Держи, мать, – Ян протянул книгу.

– Что это?

– Макиавелли, как ты просила. Только мемуаров не было, пришлось взять «Историю Флоренции».

– Что? Я русским языком тебе сказала: Бенвенуто Челлини, а ты что купил?!

– Ты просила Макиавелли.

– Челлини!

– Макиавелли. Я помню.

– Конечно. Тебе что Макиавелли, что Бенвенуто Челлини – все одно. Не кури здесь, у нас не разрешают!

Ян распахнул окно, жадно затянулся насколько раз, выбросил сигарету. Мать вертела в руках «Историю Флоренции».

– Зачем?.. Я была во Флоренции.

Действительно. Раз она была во Флоренции, за каким чертом ей история города? Ей что Макиавелли, что Челлини… Челентано и Чикатило тоже сошли бы.

– Ладно, не волнуйся. Заберу.

– Что ты еще купил? – Ада заговорила кротко, примиренно.

– Костюм.

– Кому?

– Себе, кому еще?

– Тебе что, ходить не в чем? Зачем?

– А в чем я, по-твоему, пойду на свадьбу?

– На свадьбу?!

– Да. Что с тобой?

Он привстал. У матери брезгливо искривился рот.

– На сва-а-адьбу? – протянула она. – Только через мой труп!..

Ян пожал плечами.

– Совсем у тебя крыша поехала. Ладно, сиди со своими мемуарами, я пошел.

Дверь закрылась. Ада смотрела то на стул, где сидел Ян, то на раскрытое окно. В комнате приятно пахло сигаретным дымом. Она давно бросила курить, но запах дыма сразу возвращал забытые ощущения: вкус сигареты и легкое головокружение от первой затяжки. Было время папирос и сигарет без фильтра, когда с языка снимала табачинку. Сейчас бы сигарету, хотя здесь нельзя. Свадьба, костюм?.. Я не допущу! И с Яшкой не допустила бы, но меня не было рядом, а «шанель» была!..

«…Десять лет, которые брат прожил в этой стране до моего приезда, довели его до безрассудного брака. Если бы я была рядом, это не могло бы произойти. Не знаю, когда он сделал этот шаг, как не знаю и знать не желаю, кто она. Главное, он нашел способ избавиться от этой авантюристки с дорогими вкусами».

Перечитала написанное, одобрительно кивнула. «Безрассудный брак» – это по-настоящему выразительно. И «авантюристка с дорогими вкусами» – тоже удача. Зря ругают реализм, зря.

«Зная брата, я могу с уверенностью сказать, что с его стороны этот поступок был продиктован одиночеством. Я в глубине души уверена: бывшая жена явно шантажировала его. Чем – несложно догадаться… К счастью, брак оказался недолгим и, возможно, по этой причине бездетным».

Действительно, что бы Яша делал с младенцем? И за каким чертом ему нужны дети? Впрочем, он сам, возможно, позаботился, чтобы детей не было. Ее передернуло от гадливости. Зачем ему надо было жениться, почему не мог жить просто так, ведь другие живут?.. Опять вспомнился костюм, слова про свадьбу, и сердце заколотилось от возмущения; да куда смотрит Яшка?!