Навуходоносор - Михаил Ишков

Тот кивнул.

— Следить за этим местом в оба!

Поверху стены, пригибаясь за зубцами он добрался до основания исполинской башни, вздымавшей чуть расширявшийся оголовок со смотровой площадкой над великим городом. Глухой шум доносился снизу, из жилых кварталов, позванивали струи в канале Аратху. На вершине Этеменанки полыхал огонь. Другие святилища тоже освещались скудным, дребезжащим пламенем костров. Ночь была светлая. Наполовину располневший Син с черного усыпанного звездами небосвода сумрачно взирал на Вавилон. Легкие пепельные тучки редко наплывали на его освещенную половину диска, тогда на стене становилось совсем темно.

Сверху, с башни, раздался крик выпи, тут же упала веревка. В следующую секунду Рахим, в полном вооружении, закинув щит за спину полез по щербатой, кое-где потрескавшейся стене. Надо бы оштукатурить заново, мелькнуло у него в голове, но это были заботы далекие не завтрашнего дня. И не ему этим заниматься — вон сколько у господина блюдолизов! Пусть следят за состоянием укреплений. Интересно, почему господин каждый раз переглядывается с Набонидом? Как бы советуется — так поступить или иначе. И откуда господин знал, что необходимо с такой тщательностью осмотреть его покои? Что вообще творится во дворце? Ответов не было, он собственно и не доискивался до них. Его дело маленькое — проникнуть во внутренние помещения цитадели так, чтобы никто не видел. Запретным путем… Если ему удастся, значит, этой тропкой может пройти враг…

Вскарабкаться на верх, проскользнуть между зубцами ему помогли Иддину и Навуходоносор. Отдышавшись, Рахим ткнул пальцем в переброшенную через ограду веревку.

— Вот, господин, как можно тайно попасть в твои покои.

— Значит, и ты полагаешь, что может случиться что-то худое? — спросил царь.

— А кто еще так считает, господин? — Рахим не удержался от вопроса.

— Тебя это не касается. Так как насчет твоей печени, декум?

— Ей как-то неуютно в утробе, господин.

— Твоя печень, конечно, примета верная, но даже чтобы влезть на стену, злоумышленнику надо иметь сообщника внутри.

— Да, господин. Но если кто-то сумеет договориться со стражником у твоих дверей?..

Царь не ответил, пожал плечами, потом спросил.

— Что дальше?

— Теперь подождем, пока Набузардан не поговорит с этим, кого я прогнал от дверей твоей опочивальни.

— Ладно, пошли вниз.

В царской спальне было пусто — вообще внутренние покои царя производили на уже бывавшего здесь человека жуткое впечатление. Никаких запахов жилья, пустые коридоры, снятые со стен ковры, пустые постаменты, на которых недавно стояли тончайшей работы вазы из матовой белизны алебастра, странным образом укрепленный на стене факел.

Громко топоча, в комнату ворвался Набузардан.

— Господин, беда! Этого стражника, которого отослал с поста Рахим, нашли в караулке с мечом в груди. Свидетелей не было, но получается будто он споткнулся и упал на лезвие.

— Вот! — тихо сказал Рахим. — Это уже не печень!.. Позвольте, господин, я осмотрю стены. Господин, вам лучше бы покинуть спальню. Ты, Иддину, прикрой господина. И умоляю — более ни слова!..

Все трое — повелитель, жестом отказавшийся уйти, Иддину и Набузардан при обнаженном оружии разместились в углу спальни, возле входной двери. Рахим между тем вновь скинул сапоги и прошелся по полу. Кедровые доски были уложены плотно, ни одна не скрипнула. Затем принялся изучать стены, факел держал в руке.

Шло время. В комнату постепенно заползала густая ватная тишина. Стихли шорохи в коридоре, скоро погас факел и в комнате установился ровный, чуть колеблемый сквозняком полумрак. Свет источали две заправленные выжимкой из напты лампы. Рахим взял одну из них и продолжил обход стен. Постукивать не решился.

Вот не решился — и все тут! Рука не поднялась…

В дальнем углу была устроена ниша, здесь он сразу замер. Тончайший запах сырости долетел но него. С примесью чего-то сладковатого, а может, затхлого. Чуть дернулось пламя лампы, огонек потянулся к стене. Рахим вгляделся в отглаженную поверхность нарядной, багряного тона штукатурки. Едва заметная, волосяной толщины трещина прорезала ее слой. Обнес трещину она касалась пола. Рахим вернулся к повелителю и шепнул.

— Надо ждать. Господин, тебе следует покинуть спальню. Иддину, ложись на постель, завернись, однако оружие не снимай.

Все безропотно повиновались ему. На этот раз царь удалился — вышел в коридор, где на часах стояли воины из конного пятидесятка. Набузардан сел на пол у входа, Иддину занял постель. Рахим подобрался к нише, здесь тоже устроился на полу.

Время шло, в углу капали водяные часы, отбивали стражи. Скоро одна из ламп погасла, в спальне сгустился мрак, и в этот момент за стенкой что-то затрепыхалось. Всхлипнуло, прошуршало, одним словом, подало голос — и тут же стихло. Рахим медленно обнажил лезвие длинного ассирийского, с треугольным лезвие кинжала. Вскинул голову Иддину, Набузардан принялся стряхивать остатки дремоты.

Шорох повторился. Затем щель начала расширяться на глазах — часть стены отодвинулась, и в спальню проник темнокожий, в набедренной повязке человек. В его руке блеснул кинжал. Постоял принюхался, двинулся в сторону постели. Рахим беззвучно, с корточек, бросился на него, сделал подсечку и, перехватив руку с оружием, решительно заломил ее за спину незнакомцу. Тут подоспел начальник отборных и Иддину. Втроем они быстро скрутили незнакомца. Тот, связанный, тяжело хрипел и постанывал. Рахим развернул злоумышленника лицом к себе, поднес к лицу лампу.

— Базия! — удивленно выдохнул он. — Это ты?

Старший брат заскрежетал зубами, потянулся, попытался разорвать веревки. Появившийся в комнате Навуходоносор в сопровождении десятка отборных и воинов из пятидесятка Рахима коротко ударил его сапогом под ребра.

— Кто тебя послал? Говори!

Потом обратился к Рахиму.

— А ну-ка, Подставь спину, прижги ему волосы на груди. Ишь, какую богатую щетину отрастил. Парень, тебе худо придется, если ты не признаешься, кто тебя послал. Пошевеливайся, Рахим.

Декум медленно выпрямился, опустил голову, потом ответил глухо, прерывистым голосом.

— Это мой брат, господин. Если ты прикажешь, я готов убить его, но пытать… сына моего отца!..

— Это не брат! — повысил голос правитель. — Это — государственный преступник. Ты опять осмеливаешься перечить мне?..

Набузардан и Иддин-Набу застыли, как вкопанные.

— Господин… Я не могу терзать его плоть. Ты должен понять меня…

— Пользуешься моим расположением? — с угрозой в голосе спросил царь. Не веришь, что я прикажу утопить тебя, как нарушившего присягу?

— Не верю, господин… Иначе не служил бы.

— Послушай, Рахим, — Навуходоносор с жуткой отвратительной брезгливостью почувствовал, что не может оставить этот неуместный, лишний разговор. Этот подлый шушану вновь смеет перечить ему?