8-9-8 - Виктория Платова

Войти внутрь не составит труда.

На что можно наткнуться в покинутом доме? На пустые комнаты, остатки обоев и мебели, мусор, черепки битой посуды, забытую фотографию в треснувшей рамке, забытую игрушку, на брошенное гнездо горихвостки. Ничего подобного в этом доме нет, и комнат тоже нет.

Вместо комнат присутствуют длинные, полутемные ходы и галереи, прорытые в песке или веществе, похожем на песок — только каким-то образом переработанном и склеенном. Здесь тепло и влажно, где Габриель мог видеть такие уходящие в бесконечность пещеристые галереи? В одном из атласов?

Нет.

В одной из книг, посвященных общественным насекомым?

Тоже нет.

В книгах, посвященных общественным насекомым, некому сопереживать, как невозможно представить себя частью колонии. Тогда почему Габриеля не покидает странное ощущение, что он вернулся к себе, вернулся домой? И этот странный звук, который вырвался из его горла несколько секунд назад и продолжает звучать вне зависимости от его воли и желания…

Определенно, это похоже на стрекот.

Нужно взять себя в руки, стереть картинки, проплывающие в голове, и захлопнуть, наконец, стрекочущую пасть. Иначе посетители «Фиделя и Че» будут страшно удивлены или — хуже того — испугаются до смерти.

Посетители.

В магазине, как обычно, никакого аншлага, а из посетителей есть только светловолосый мальчишка лет десяти, в такой же светлой футболке, светлых кроссовках и фисташковых носках. Он околачивается здесь добрых полчаса, Габриель успел вспомнить о детской любви к мороженому, уединиться в подсобке, изучить орхидейный гумус, выглянуть в зал и снова уединиться, а малыш все не уходит. Он отказался от тех немногих детских книжек, что присутствуют в ассортименте, и отказался от роскошнейшего «Драконоведения», так что Габриелю пришлось оставить его наедине с гораздо более взрослыми и серьезными книгами. Последнее, что заметил Габриель прежде, чем покинул малыша, — ребенок с большим интересом разглядывал альбом «Эдит Пиаф в картинках и фотографиях».

Какой хороший, умный мальчик!

Габриель и сам был таким в его возрасте, и он помнит этот возраст, а также все страхи, ему сопутствующие; стрекот не подействует на малыша благотворно —

это точно.

Габриель постоял несколько минут с закрытыми глазами, а потом осторожно двинулся к ступенькам, ведущим в зал.

Не такой уж он хороший, этот маленький негодяй!..

Эдит Пиаф по цене в двадцать девять евро сброшена на пол, суперобложка, отделившаяся от нее, представляет жалкое зрелище. Компанию Эдит составили Гауди (суперобложка сорвана) и «1000 блюд восточной кухни» (суперобложка не предусмотрена вообще).

Самого засранца нигде нет, и когда только он успел выйти, и не прихватил ли чего-нибудь ценного?.. Доверять деликатному медному звонку, вмонтированному в прилавок, уже не актуально, давно пора навесить звонок на дверь, как делают все владельцы всех магазинов. И установить электронную рамку. Только тогда можно будет контролировать вход посетителей. И — главное — выход.

«Драконоведение» и «Мир гейзеров» на месте, остальное тоже вроде бы нетронуто. Габриель присаживается на корточки перед Эдит и Гауди, сгребает их в охапку — как милых его сердцу людей, с которыми случилось несчастье. То же он проделал бы с Фэл, не переставая утешать ее насчет неполученной научной премии, пусть и не Нобелевской; насчет неполученного гранта, насчет неустроенной личной жизни. Хотя нет — Фэл устроила свою личную жизнь именно так, как хотела сама. То же он проделал бы с Рекуэрдой, утешая его насчет исчезновения сестры, малышки Чус, за этим исчезновением таится что-то страшное. Хотя нет — Рекуэрда слишком толстый, так просто его не обхватишь. То же он проделал бы с Таней, утешая ее насчет невозможности поездки в Тунис и кормежки голубей в четыре руки. Хотя нет — Таню нельзя подпускать слишком близко, проблем после этого не оберешься. То же он проделал бы… с кем? Не так-то много у Габриеля в запасе людей, способных вызвать искренние, без всяких оговорок, чувства.

Люди — не книги.

И кто заплатит за безнадежно испорченную суперобложку «Эдит Пиаф в картинках и фотографиях»?

Шорох у прилавка заставляет Габриеля вздрогнуть.

Мальчишка в фисташковых носках и не думал никуда уходить. Вместо этого он влез в святая святых «Фиделя и Че», роется в запасах сигар, роется в хьюмидорах (Габриель может определить это, даже не видя маленького наглеца, — по характерному щелканью замков). Там же, за прилавком, находится касса с небольшим количеством денег в ней, но касса почему-то не волнует Габриеля.

А потревоженные хьюмидоры — волнуют.

— Ты что это здесь устроил?!..

Габриель намеревался поймать мальчишку на горячем и задать ему хорошенькую взбучку — так, чтобы он залился слезами в три ручья, — не тут-то было! Фисташковый стервец не выглядит напуганным, смотрит на Габриеля круглыми глазами, наклонив голову, как птица.

И молчит.

Молчит и Габриель — но не потому, что ему нечего сказать, слов-то как раз хватило бы не на одного подобного невежу-посетителя. Просто слова никак не хотят вылезать из горла, а язык присох к небу, ведь в руках у присевшего на корточки мальчишки раскрытый хьюмидор.

Особенный хьюмидор.

Тот самый, на котором изображены Фидель и его соратники, теснящие контрреволюционеров с Плайя-Хирон в 1961 году. Тот самый, на торцах которого выжжены пальмы, звезды и морские раковины. Тот самый, где когда-то хранился несуразный краб с камешками вместо глаз — любимая брошка Фэл. А потом — дневник Птицелова.

Он и сейчас там, Габриелю хорошо видны истрепанные края.

— Зачем… Зачем ты это взял? — свистящим шепотом спрашивает Габриель.

— Захотел и взял, — не сразу отвечает мальчишка. — Ты сам сказал: я могу выбрать, что захочу. Я хочу это.

— Я имел в виду книгу. А это — не книга.

— Это книга, — в подтверждение своих слов мальчишка тычет в обложку дневника.

— Это только похоже на книгу, но не книга.

— Я хочу это.

— Это стоит очень дорого, — Габриель пробует зайти с другого конца. — У тебя есть деньги?

— Я хочу это.

— И вообще, это не продается.

— Я хочу это.

Если до сих пор мальчишка просто держал хьюмидор в руках, то теперь он с силой сжимает его — семь потов с тебя сойдет, а не вырвешь.

— Может, ты хочешь мороженого? Я мог бы угостить тебя чудесным мороженым…

— Хочу эту книгу.

— …или купить тебе игрушку. Машину. Хочешь машину, почти как настоящую?

— Хочу эту книгу.

— А хочешь, мы сходим в кино? В океанариум? В зоопарк?