Смерть в Лиссабоне - Роберт Уилсон

— Вот я ей так и сказала: «Ты бредишь, милочка». Но она стояла на своем, говорила, что однажды приперла Катарину к стенке, а та знаете, что ей заявила? Сказала: «Нечего было самой гулять с мужиками». Хорошенькая семейка, верно?

— Почему же Тереза не оставила мужа?

— Да это все вы, португальцы, с вашими брачными контрактами… — Люси Маркеш покачала головой. — У Акилину и Терезы контракт был составлен… Как это зовется у вас, когда имущество обеих сторон идет в общий котел?

— Commuhão total de bens.

— Вот-вот. Когда Тереза вышла за него, у нее в карманах было шаром покати. Учтите, что она работала у него. Все имущество принадлежало Акилину, и он не хотел развода, чтобы не давать ей половины пирога, которую она бы отхватила, если бы развелась с ним.

— Но…

— Да-да, все дело в этом. Он с ума сходил по ней. Он ради нее оставил свою первую жену. Он дал ей все — деньги, положение в обществе.

— И что же произошло потом?

— Что-то случилось, причем в самом начале, а что именно — не знаю. Тереза никогда не делилась этим со мной, хотя я, уж поверьте, всячески пыталась это выведать. — Она похлопала рукой по стопке журналов Hello!: — Уж эти ребята раскошелились бы за подобную информацию!

От этих слов моя симпатия к собеседнице испарилась.

— Тереза заезжала к вам в субботу.

— Она и ночевала у меня, инспектор.

— А перед этим побывала у меня. Сказала мне, что Акилину насиловал Катарину.

— Она всегда говорила мне, что Акилину импотент — уж не знаю, как она это выяснила, потому что сама признавалась, что после рождения Катарины никаких контактов между ними не было. Так что понимайте, как хотите, инспектор.

— А что она делала в воскресенье?

— Похоже, в субботу вечером приняла лошадиную дозу снотворного, потому что поднялась не раньше двенадцати. Я даже волновалась и утром несколько раз подходила к ней, чтобы проверить, дышит ли. От меня она уехала в час дня, сказав, что пообедает в ресторане. Больше я ее не видела.

— У нее был «мерседес». Какого он был цвета?

— Черный.

— Модель? Серийный номер?

— Понятия не имею.

— А регистрационный номер?

— Может, я и горькая пьяница, инспектор, но, ей-богу, мне есть чем заняться в жизни, кроме как запоминать регистрационные номера машин, на которых ездят мои подруги! Вот Абилиу Гомеш разъезжает на машине… его и спросите.

Возвращаясь в Лиссабон, я гадал: возможно ли такое — мать, убившая собственную дочь? Нет, представить себе это я не мог. Не отрываясь, я глядел в окно, завороженный зрелищем прибоя — волны мерно накатывали на песчаный холм посередине дельты. Я думал о семействе Оливейра, о рухнувших надеждах, распавшихся семейных узах. Из-за чего это все произошло? Что не задалось с самого начала?

Сходить с поезда в Алькантаре я не стал, увидев из окна, что толпа на задах верфи № 1 рассосалась. До Каиш-ду-Содре я добрался к обеду и через трамвайные пути направился в ресторан возле рынка. Показался трамвай — сверкающий, новенький. Толпа вокруг меня на переходе шарахнулась и тут же хлынула вперед. Кто-то толкнул меня в спину, я споткнулся, нога подломилась, я упал на колени. Мои пальцы очутились в щели между рельсами. Жизнь, казалось, остановилась. Раздался металлический скрежет. Темнокожая, курчавая и худая девушка тянула ко мне руку. Приземистый, толстобрюхий, с плечами борца мужчина метнулся вперед и попятился. Женщина рядом с ним широко открыла рот, и из него вырвался странный сдавленный вопль.

Оцепенелость моя вдруг прошла. Пальцы выскользнули из щели, я откатился назад. Стальное колесо со скрежетом прошло мимо.

Я лежал и смотрел в небо. И неожиданно все стало очень просто, все сложности куда-то исчезли. Надо мной склонялись люди. Кто-то тер мою холодную как лед руку, согревая ее. Должно быть, лицо мое расплывалось в идиотской улыбке, потому что обращенные ко мне лица тоже улыбались.

Пронесло. Я сел. Мне помогли подняться на ноги. Какая-то женщина пригладила мне волосы, кто-то сказал, как мне повезло. Я отвечал, что знаю, смеялся, и все радостно смеялись вместе со мной, словно и они тоже счастливо избежали смерти. Трое или четверо потащили меня в ресторан, и я оказался с ними за длинным столом. Они громко рассказывали другим обедавшим, что еще немного — и трамвай проехался бы по мне.

После обеда я, еще не оправившись от дурноты, решил, что ехать на метро будет безопаснее. На станции я старался держаться подальше от края платформы. Доехав до Анжуш, поднялся на Авенида-Алмиранте-Рейш. И только тогда до меня дошло, что день жаркий. И только тогда я понял, что, несмотря на тридцатиградусную жару, меня бьет озноб и что мне плохо. Меня вырвало моим обедом. Я чувствовал себя гораздо более уязвимым, чем прежде.

20 апреля 1975 года.

«Банку де Осеану и Роша».

Сан-Паулу, Бразилия.

Днем дождь прекратился. Включили свет, освещение мигало. Мануэл Абрантеш погладил себя по лысине и проверил телефон. Телефон работал. Он набрал городской номер. Откинулся в кресле, немного ослабил галстук и вызвал секретаршу.

— Кондиционер опять неисправен, — сказал он секретарше, двадцатипятилетней девушке, выпускнице университета.

— Но он работал…

— А сейчас неисправен, потому что после того, как вырубают свет… Подожди, — бросил он в трубку.

— Я вызову электрика.

— Хорошо. — Он отослал ее.

— Да, сеньор Мануэл, — сказал голос в трубке.

— Есть у тебя что-нибудь для меня?

Молчание.

— Ты слушаешь, Роберту?

— Да, сеньор Мануэл, но ведь в прошлый раз вы, кажется, не одобрили мой выбор, верно?

— Нет, прелестная девушка.

— Так я опять вам ее пришлю.

Раздался стук в дверь.

— Подожди, я занят! Это пришли кондиционер чинить… Войдите! Не вешай трубку!

Он повернулся к электрику и указал на кондиционер:

— После того как вырубают свет, он не включается.

— Это предохранитель, — сказал тот равнодушно. Слова Мануэла не произвели на него впечатления. — Когда дают свет, скачок энергии выводит предохранитель из строя.

Сменив предохранитель, он ушел.

— Роберту?

— Так я опять ее пришлю.

— А не найдется у тебя кто-нибудь в деловом костюме?

— Мужчина? — смутился Роберту.

— Женщина, идиот ты эдакий! Женщины тоже носят деловые костюмы. Хватит с меня девиц в оранжевых или лимонно-желтых мини-юбках. Я возглавляю серьезное учреждение!