ли не с брежневских времён. Он был, однако, весьма разумен, всегда что-то читал или писал и мог бы жить самостоятельно, так как был способен заботиться о себе, а обострения случались редко и проходили быстро, но не выписывался, потому что не имел родственников. Администрация сочла его полезным пациентом и часто пользовалась его помощью. Он знал пару иностранных языков и производил благоприятное впечатление на спонсоров как пример почти совсем излечившегося больного, в связи с чем его несколько раз отправляли в Европу и в Россию. Прошлым летом он был послан в Крым для проверки содержания нескольких групп пациентов, отправленных в санатории Крыма, но до сей поры не вернулся. Сведений о его смерти у администрации лечебницы нет, сведений о его нынешнем местопребывании тоже нет.
И тогда я, конечно, вспомнил. В августе я был в Крыму. Мои друзья встретили меня на дороге из Евпатории в Севастополь, у Орловки, чтобы отвезти в долину Узунжи. Пока я грузил в микроавтобус свои вещи, к нам подошёл бойкий мужичок неопределённого возраста. Он попросил добросить его до какой-то развилки. Место в микроавтобусе было, и друзья после некоторого колебания согласились. Усевшись, попутчик сразу сообщил, что является обитателем дурдома, но что он почти нормальный и что его отправили инспектировать санатории. Мы ехали вместе около часа, и всю дорогу он не умолкал: сыпал безостановочно какими-то очень точными, но бесполезными данными, а ещё рассказывал скабрезные анекдоты, смешные стихи и песенки. У меня сложилось впечатление, что он не так прост, каким хочет казаться. Если бы он хотя бы упомянул готов, я бы его узнал. Но он ничего не сказал про готов, и я ничего не сказал, и мы не узнали друг друга. Он вышел на развилке. Кажется, ему надо было в Бахчисарай.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!