Демоны брельского двора - Инна Мар

Рохаса, умел не переходить черту. Что до вашего Меченого, я долго прощал его выходки, но всякому терпению наступает предел. Он совсем зарвался. Я ему ясно сказал, чтобы он не смел к вам приближаться, до тех пор пока я… пока вы… , в общем, до тех пор, как я не дозволю ему этого. Он имел наглость заявить мне в ответ, что намерен на вас жениться. Я его предупредил, что это будет стоить ему головы, так что пусть теперь пеняет на себя. Мне не нужны предатели.

– Все это ужасно несправедливо, – в отчаянии прошептала она.

– Здесь я решаю, что справедливо, а что нет! -загремел король. – И не думайте разжалобить меня слезами, это бесполезно – поспешно добавил он.

Предупреждение это, однако, было несколько запоздалым, потому что Далия уже вовсю рыдала.

– Перестаньте. Вскоре вы его забудете. Я найду вам хорошего мужа – настоящего альва с приличным состоянием – еще будете благодарить меня, что я не позволил вам связать свою судьбу с этим простолюдином. Ваши предки со стороны Эртега еще раз перевернулись бы в своих гробницах – пожалейте их.

– Благодарю вас, ваше величество, не стоит, – -она утерла слезы и спокойно продолжила, – если он умрет, я тоже умру.

– Что значит, умрете? – возмутился Эрнотон. – Вы что, смеете угрожать мне самоубийством?

На лице его проступила некоторая растерянность: очевидно, если ранее кому-то из подданных, приведенных в отчаяние монаршей несправедливостью, неблагодарностью, эгоизмом и черствостью (одним словом, тиранией), и приходила в голову мысль свести счеты с жизнью, то у них хватало такта не объявлять об этом своему сюзерену, а потому король, в силу отсутствия опыта, оказался неподготовлен к подобной ситуации.

– Я никогда бы не посмела угрожать вашему величеству. Но повторяю, что умру вместе с ним.

– Я вас упрячу в монастырь, пока эта дурь не выветрится из вашей головы, – заявил он.

Далия подошла к окну. По улицам медленно тянулись обозы с зерном. Она смотрела на степенно ступавших мулов и стремительно собиравшуюся по обеим сторонам дороги толпу, краем глаза продолжая поглядывать на короля.

– Самые лучшие почему-то всегда умирают самыми первыми. Как Ива Нелу, – Эрнотон едва заметно вздрогнул. – Она мне говорила, что ничего плохого с командором не случится, все закончится хорошо, ведь вы благородны и великодушны, и у вас на самом деле добрая душа. – Она повернулась и прямо посмотрела на короля. – Она была бы очень опечалена, узнав, как вы поступаете с преданными вам людьми.

Она села в глубоком реверансе и направилась к двери. Голос короля остановил ее:

– Я не давал вам позволения уйти, танна Эртега! – он хлопнул кулаком по столу. – Чума вас забери! Вот уж действительно стоит в качестве наказания помиловать Рохаса, чтобы он мучился с вами до конца жизни! … Садитесь, – проговорил он уже более спокойным тоном. – Возможно, я смогу пойти вам навстречу и заменить казнь Рохаса на изгнание… или даже ссылку в какую-нибудь удаленную крепость … Однако взамен вы должны отказаться от брака с ним и остаться со мной.

Далия, которая вспыхнула было от радости, в смятении уставилась на него.

– Что такое? Вы только что были готовы пойти на смерть, я вам предлагаю участь поприятнее. Или вы опасаетесь, что танна Нелу была бы очень опечалена, если бы узнала об этом? – язвительно спросил король. – Не волнуйтесь, думаю, она не стала бы ревновать.

– Зачем вам это? – устало вздохнула она. – Вы же меня не любите.

– Я уже не молод и не хочу часто менять женщин. А вы довольно занятная особа, и имеете все шансы не надоесть мне по крайней мере несколько лет.

– Это то, что мечтает услышать каждая женщина, – пробормотала Далия.

– Перестаньте, вы мне нравитесь, и из вас выйдет прекрасная подруга жизни. И может быть, со временем, королева… Бреле нужна приличная королева. Вы же хотите послужить стране?

– Стыдно, ваше величество, морочить бедной девушке голову. Вы никогда на мне не женитесь. У меня есть мысль, как послужить стране другим способом, и я думаю, из этого выйдет гораздо больше пользы.

Король заинтересованно приподнял бровь и кивнул, давая понять, что он слушает.

– Я готова передать в королевский домен альдерат Ладино. Полагаю, что при убытках, понесенных страной этим летом, оно придется весьма кстати. Вам ведь нужно платить рейхарам. И за зерно тоже.

– Помнится, раньше вы себя ценили куда выше, дорогая. Одно жалкое поместье за такую женщину, как вы…

– Хорошо, прибавьте сюда еще два на ваш выбор.

Он выглядел позабавленным, и она решила, что может позволить себе небольшую дерзость:

– И я никогда больше близко не подойду к принцу Арно.

– Все ваши земли и Меченого тоже, и я не сгною вас обоих в каменном мешке, – добродушно усмехнулся король.

– По рукам! – провозгласила Далия.

– Иметь с вами дело – одно удовольствие, – сообщил ей Эрнотон. – Однако я не так уж нуждаюсь в деньгах и не намерен обирать вас до нитки. Я оставлю вам поместье в Триане, ну и ваш дом на улице Грелуйе. Будем считать это компенсацией за страдания, перенесенные вами в Пратте и на площади по моей вине. Вы ни разу не упрекнули меня в этом, что заслуживает отдельной благодарности. Кстати, я надеюсь, вы не думаете, что я бы бросил вас на растерзание толпы? Я отправил сармалатов и гвардейцев, но кто бы мог предположить, что этот проклятый проповедник вылезет на час раньше.

Тут он снова повернул голову к окну, выходящему на залив (Далия подметила, что во время беседы он это делал неоднократно) и лицо его осветилось торжеством. С видом победителя он подошел к окну и движением руки подозвал ее к себе. Она увидела вереницу кораблей, медленно разрезающих голубые воды Залива. Первый из них подошел уже достаточно близко, чтобы можно было различить белый флаг с золотым драконом.

В Морени возвращался Мевенский флот.

31

Королева была права: ее публичное обвинение неминуемо повлекло бы за собой дипломатический конфликт и войну с Миритом. Трудно сказать, осмелился ли бы на этот шаг Эрнотон, который при всей своей решительности и несгибаемой воле был человеком осторожным и не склонным давать волю чувствам. Это навсегда осталось загадкой, поскольку вскоре Сорина умерла.

Два дня после разоблачения она провела, не покидая своих покоев. К ней никого не пускали, кроме врача и горничной: было объявлено, что у королевы, скорее всего, какая-то опасная заразная болезнь. На третий день она тихо скончалась в постели. Придворные поначалу были в ужасе, уверенные, что не