Волчья мельница - Мари-Бернадетт Дюпюи

где наверняка уже заседает кто-нибудь из знакомых… Шеф полиции еще раз посмотрел на картонную папку, которую собирался уже поставить на полку в шкаф. Жан Дюмон ускользнул от правосудия, но погиб в морской пучине.

«Бог не твой брат, не увернешься!» — мрачно порадовался он.

При том что в Бога Аристид Дюбрёй давно уже не верил.

* * *

Понриан, февраль 1900 года

Матье стоял и смотрел на кровать, где, накрытая белой простыней, покоилась Дениз. Мальчик уже начал говорить, к огромной гордости Клер. В комнате девочки царил сумрак. Горели расставленные на комоде и прикроватном столике свечи. Распятие украшали веточки освященного самшита.

— Дениз! — позвал мальчик. — Дени-и-з!

Приподняв простыню, он провел кончиками пальцев по ее изувеченному телу, обряженному в красивое зеленое платье. Вошла Пернелль и сразу накинулась на него с бранью:

— Несносный мальчишка! Все тебя ищут на первом этаже! А я ведь говорила мадам, что ты наверняка тут!

Служанка грубо схватила Матье за руку. От боли мальчик заплакал.

— Замолчи! Мадемуазель Дениз умерла, а ты шумишь на весь дом!

И она потащила мальчика прочь из комнаты. Матье стал отбиваться и получил пощечину. В этот момент прибежала Клер, очень худая в длинном черном платье.

— Как смеете вы его бить? Идем со мной, милый!

Молодая женщина подхватила мальчика на руки, прижала к себе. Матье обхватил своими крошечными ручонками ее шею.

— Мама! Пернелль — злюка!

Вопреки обыкновению Клер не стала его поправлять. Малыш вот уже месяц называл ее мамой. Она отнесла Матье в свою спальню. Прихода мужа какое-то время можно было не опасаться — он с теткой Аделаидой, приехавшей в закрытой карете из Ангулема. Доктор Мерсье только что ушел.

— Мой хороший, как объяснить тебе, что произошло? — тихо обратилась она к брату. — Ты еще так мал!

Присев на край кровати, Клер стала укачивать малыша.

— Дениз была очень больна и мучилась. Этой ночью ее сердце перестало биться. Думаю, сейчас ей намного лучше. Бедная Дениз, в отличие от тебя, она была не совсем в своем уме, но зато умела радоваться мелочам. Я уверена, что она попала в рай, к добрым ангелам с пухлыми, как у тебя, щечками, и снова стала красивой, очень красивой!

Слезы струились по щекам Клер, и говорила она едва слышно. Присутствие Дениз в доме, вид этого искалеченного тела, ее бормотание, в большинстве случаев невразумительное, измотало Клер нервы, отняло силы. Доктору, равно как и Бертрану с женой, которые приезжали в поместье на неделю, отметить Рождество и Новый год — праздник, необычный уже тем, что произошла смена столетий, — Фредерик скормил все ту же старую басню. У него не хватило духу признаться даже брату. Он сказал, что Дениз — маленькая калека, которую в свое время взяла на попечение, а потом и удочерила пожилая родственница, Аделаида де Риан. Измученная ревматизмом, она более не могла заботиться о девочке, и он решил взять крошку к себе. Клер, о чьей доброте и сердечности все были наслышаны, поддержала мужа.

Никому и в голову не пришло в чем-то усомниться или задать вопрос. Бертран, отец двоих маленьких детей, проводил время за шахматами и верховыми прогулками в обществе брата и Дениз не интересовался. Его супруга Мари-Виржини выразила Клер свое искреннее сочувствие.

— У вас золотое сердце, дорогая! — сказала она в утро своего отъезда. — Вы заботитесь об этой несчастной маленькой калеке, растите младшего брата…

Женщины обещали писать друг другу, а будущим летом устроить детям праздник. Клер отправила в Бордо три письма, но в ответ получила всего лишь открытку с несколькими небрежно начертанными строчками: Мари-Виржини ждала третьего малыша, и, естественно, о приезде в июле в Понриан не могло быть и речи.

— Мама! — Матье подергал ее за рукав.

— Ты должен называть меня Клер, дорогой! И веди себя хорошо, иначе Фредерик рассердится. У него горе, так что не следует его беспокоить.

И это была правда. Найдя Дениз мертвой, муж плакал у нее на плече как испуганное, ищущее утешения дитя. Это случилось вчера, в семь утра. Они собирались вместе отправиться на конную прогулку.

По обыкновению хозяин Понриана отправился проведать сестру и застал ее уже бездыханной. Совершенно потерянный, он пришел в спальню Клер и разбудил ее громкими рыданиями.

— Мой бедный друг! — прошептала она, даже не думая его отталкивать.

В эти минуты Клер испытала целую гамму эмоций. Фредерик, прижимающийся головой к ее груди… Мокрая от его слез ночная рубашка… Она баюкала и утешала плачущего мужа так же, как сейчас маленького Матье. Он сетовал на себя, твердил, что не смог спасти Дениз. Порывисто обнимал ее, словно ища опоры. Клер помнила, как осыпала нежными поцелуями лоб мужа, его припухшие веки, мокрые щеки. Хрупкая надежда воскресла в глубине ее сердца — эмоциональность и ранимость мужа стали для нее открытием.

Молодая женщина встала и отвела маленького брата в детскую. Мадам Одиль как раз ее проветривала. В комнату потоком лился холодный воздух.

— Вы снова надолго отлучились, — строго обратилась к ней Клер. — Матье пробрался в комнату Дениз! Для малыша это неподходящее зрелище. И закройте окно, здесь очень холодно!

— Ваш брат совершенно меня не слушается! — отвечала нянечка. — Пока я ходила за чистым постельным бельем, он сбежал. Я не могу быть в трех местах одновременно, мадам!

— Следовало взять его с собой. Мне нужно спуститься в гостиную. Могу я быть уверена, что вы за ним присмотрите? — Клер наклонилась и указала мальчику на игрушки. — Матье, будь хорошим мальчиком! Посиди тихонько, поиграй! Я скоро приду.

В детскую быстрым шагом вошел Фредерик. Он был бледен, глаза — заплаканы. Клер поспешила к нему.

— Побудьте со мной, — попросил он. — Мне нужно знать, что вы рядом.

— Конечно! Вы можете на меня рассчитывать, — очень тихо отвечала она, беря мужа за руку.

* * *

Заупокойная служба по Дениз прошла в церкви Пюимуайена, в узком кругу. Отец Жак совершил богослужение в присутствии Аделаиды де Риан, Фредерика, Клер и Пернелль, после чего девочку похоронили рядом с родителями.

— Я закажу красивую стелу, — пообещал Фредерик. — Из белого мрамора, с изображением ангела с распростертыми крыльями, играющего на арфе!

— Прекрасная мысль, мой дорогой, — кивнула Аделаида. Она опиралась на трость, будучи не в силах распрямить согбенную спину. — Не забудь, что на ней должно быть и ее имя, красивыми буквами — «Дениз де Риан».

Клер робко подала голос:

— Я могла бы подыскать стихотворение, воспевающее детство…

Престарелая дама посмотрела на нее с явной досадой:

— Не думаю, что