Приключения Кавалера и Клея - Майкл Чабон

Когда кабина подъехала к восемьдесят шестому этажу, последовало металлическое дрожание, загрохотали кабели. Сэмми пробежал влажной ладонью по волосам. В нижнем ящике его рабочего стола был заперт кольт 45-го калибра, но Сэмми где-то посеял ключ от этого ящика. Да и в любом случае он даже не знал, как снимать пистолет с предохранителя. Тогда Сэмми поднял деревянную дощечку планшета, готовый обрушить ее на череп коварного шпиона. Впрочем, бинокль был тяжелее. Сбросив с шеи крепкий кожаный ремешок, Сэмми изготовился врезать негодяю биноклем, точно булавой. Дверцы лифта скользнули по сторонам.

— Это магазин мужской спортивной одежды? — осведомился Трейси Бэкон. На нем был шикарный смокинг, белый шелковый галстук, жесткий и блестящий как меренга, а также серьезная, но живая мина поверх самодовольной улыбки, словно актер готовил какой-то розыгрыш. В каждой руке у него было по бумажному коричневому пакету для покупок. — Есть у вас что-нибудь из габардина?

— Бэкон, тебе нельзя…

— Да я просто шел мимо, — перебил Сэмми актер. — А потом подумал — дай-ка я, значит, забегу.

— На тысячу футов в небо!

— На целую тысячу футов? Надо же!

— Уже второй час ночи.

— Да ну!

— Это военный объект, — важно продолжил Сэмми. Эту свою важность он тут же попытался приписать кошмарным угрызениям совести, так похожим на головокружительный восторг, которые охватили его по прибытии Трейси Бэкона на восемьдесят шестой этаж Эмпайр-стейт-билдинг. Сэмми был рискованно счастлив видеть своего нового друга. — Технически выражаясь. После закрытия никому не позволяется входить или выходить без специального пропуска от командования.

— Вот черт, — сказал Бэкон. Величественная аппаратура лифта, словно бы в нетерпении, испустила глухой вздох, и актер сделал шаг назад. — Значит, ты ни в какую не хочешь, чтобы фашистские шпионы вроде меня безнаказанно здесь болтались. Проклятье, как же я не подумал? — Дверцы лифта высунули свои черные резиновые языки. Сэмми наблюдал, как половинки его отражения тянутся друг к другу на блестящих хромированных панелях. — Ауф видерзейн.

Сэмми сунул руку между дверцами.

— Погоди.

Не сводя глаз с Сэмми, Бэкон ждал. Одна его бровь была приподнята в вызывающей манере аукциониста, собирающегося грохнуть своим молотком. Пиджак актера был угольно-черного шелка, с отороченными лацканами, а его широкую грудь прикрывала пластина самой большой и белоснежной манишки, какую Сэмми когда-либо видел. В официальном одеянии Бэкон словно бы еще грандиозней обычного над тобой нависал, как всегда уверенный, что в конечном итоге даже на высоте тысячи футов, а также в нарушение всех военных регламентаций он будет радушно принят. Даже с неуместной парой хозяйственных пакетов (или, может статься, благодаря им) вид у актера в этом смокинге был до невозможности уютный и безмятежный — плечи прижаты к задней стенке кабины, ноги согнуты в коленях, громадная правая ступня в длинном черном Гулливере ботинка чуть загибается на кончиках пальцев. Лифт снова вздохнул.

— Что ж, — сказал Сэмми, — если вспомнить, что твой отец был генералом…

И он отступил в сторону, держа ладонь на дверце, которая все силилась закрыться. Бэкон еще мгновение поколебался, словно подначивая Сэмми снова передумать. А затем оттолкнулся от стенки кабины и вытряхнулся наружу. Дверцы закрылись. Сэмми оказался лицом к лицу с серьезным нарушением свода законов.

— Всего лишь бригадным, — уточнил Бэкон. — Эй, Клей, с тобой все в порядке?

— Все отлично. Давай заходи.

— А знаешь, это самый низший.

— Что?

— Чин. Для генерала. Самый низший генеральский чин из всех, какие только бывают на свете.

— Ничего, сойдет.

— А его это жутко нервирует. Ух ты. — Бэкон оглядел холодный мраморный простор вестибюля на обзорном этаже, где ночью для уменьшения отражения и соответственно лучшего наблюдения через огромные окна порядком приглушали свет. Затем он слегка прищурился, вглядываясь в отблески и тени бара по одну сторону и длинного ряда окон по другую. — Круто.

— Ага, круто, — согласился Сэмми, внезапно начиная ощущать не столько восторг, сколько неловкость, даже легкий испуг. Что он наделал? Что замышляет Бэкон? От актера вроде бы исходил смутно-едкий, хотя и не столь уж неприятный запах. Чем это от него таким пахло? — Ну что ж… гм. Добро пожаловать.

— Вот класс! — восхитился Бэкон, направляясь к окнам, что выходили на Гудзон, черные утесы и неоновые рекламные щиты Нью-Джерси. В походке актера было что-то смутно неустойчивое, почти франкенштейновское, и Сэмми пошел вплотную за ним, заботясь о целости и сохранности местного инвентаря. Бэкон прижался лицом к стеклу, с такой горячностью расплющивая об него свой прямой, слегка остроконечный нос, что у Сэмми аж сердце екнуло. Окна были сделаны из толстого закаленного стекла, но Трейси Бэкон обладал особой маркой славного идиотизма (так, по крайней мере, вскоре стало казаться Сэмми], который действовал как амулет против подобных технологических телохранителей. Актер мог легко пробить себе дорогу на театральный балкон, который закрыли потому, что он оказался на грани обрушения, войти на любую лестницу с табличкой «Входа нет». В особенности же, как позднее выяснил Сэмми, Бэкон любил тайком соскальзывать с платформ подземки на рельсы, откуда при бледном свечении своей платиновой зажигалки невесть какими путями проникать в тоннели. Ужасной ошибкой было сегодня ночью сюда его впустить. — Признаться, я никогда не мог взять в толк, чего ради человеку в здравом уме завербовываться на такую работу… бесплатно… однако теперь… значит, ты всю эту роскошь имеешь единолично, да еще каждую ночь?

— Три ночи в неделю. Ты пьян?

— Это еще что за вопрос? — отозвался Бэкон, не уточняя, находит ли он интерес Сэмми оскорбительным, просто излишним или и тем и другим. — Я побывал здесь в свой первый же день в Нью-Йорке, — продолжил он, затуманивая выдохами стекло. — В свете дня все было совсем по-другому. Повсюду бегали дети. Сплошь голубое небо, а вон там пар. Голуби. Корабли. Флаги.

— А я в дневное время никогда здесь не бывал. То есть я вижу восход солнца. Но всякий раз ухожу задолго до того, как сюда пускают народ.

Бэкон отступил от окна. Призрачный отпечаток его черепа помедлил еще мгновение, прежде чем испариться. Затем актер направился вдоль окон к юго-восточному углу, где стоял платный телескоп. Там он нагнулся, чтобы заглянуть в окуляр. Хозяйственные мешки захрустели. Судя по всему, Бэкон совсем позабыл, что все еще их таскает.

— Да, это и впрямь нечто, — сказал он, с прищуром глядя в трубку. — Даже статую Свободы видать. — Поскольку Бэкон не бросил в телескоп монетку, ничего ему там было не видать. — Представляешь, она в сеточке для волос спит. — Актер резко развернулся. На лице у него застыло выражение невинного безрассудства — совсем как у только-только научившегося ходить ребенка, который обшаривает детскую на предмет того, что бы там такое сломать.