Мотылек - Анри Шарьер

Пошел навестить Матье. Со стены его сада очень хорошо просматривается могила. Дождевые потоки нагнали на тропинку много земли. Карбоньери собирался расчистить ее в полдень. Я завернул к Жюльетте и отдал ей половину улова. Она сказала:

– Папийон, мне приснился плохой сон. Я видела тебя в крови и закованного в цепи. Не делай никаких глупостей. Если что-нибудь с тобой случится, я буду ужасно страдать. Этот сон меня настолько разволновал, что я не стала даже умываться и причесываться. Я взяла бинокль и пыталась увидеть, где ты ловишь, но не могла тебя найти. Где ты поймал эту рыбу?

– На другой стороне острова, поэтому вы меня и не увидели.

– А почему ты ходишь так далеко ловить?! Я не могу увидеть тебя даже в бинокль. А что, если тебя смоет волной? Никто не узнает и не сможет помочь тебе избежать пасти акулы.

– Ну что вы, не преувеличивайте.

– Ты считаешь это преувеличением? Я запрещаю тебе ловить на другом конце острова, а если не послушаешься, я прикажу отобрать у тебя специальный пропуск.

– Будьте благоразумны, мадам. Чтобы вы успокоились, я буду говорить вашему слуге, где я ловлю рыбу.

– Хорошо. Но ты выглядишь очень усталым.

– Да, мадам, я иду в лагерь, чтобы немного отдохнуть.

– Ну ладно. Я жду тебя в четыре на чашку кофе. Придешь?

– Благодарю, мадам, мы увидимся.

Да уж куда как успокоил меня этот сон Жюльетты! Как будто своих волнений не хватает, так на тебе, еще этот сон!

Бурсе сказал, что у него теперь нет никаких сомнений, что за ним следят. Уже две недели мы ждем последнюю полутораметровую секцию. Нарик и Кенье ничего необычного не замечают, но Бурсе по-прежнему тянет с этой обшивной доской. Если бы не пять пазов в детали, Матье сделал бы ее сам у себя в саду. Но здесь требуется точная подгонка к пяти принимающим ребрам. Нарик и Кенье ремонтируют часовню, они легко могли бы вынести секцию со двора мастерских. Они ездят на небольшом быке, запряженном в телегу, в которой хватает всякого материала. Таким удобным случаем просто грех было бы не воспользоваться.

Под нашим нажимом Бурсе, поступясь собственным, более здравым, как он считал, мнением, сделал деталь. Однажды Бурсе заявил, что в его отсутствие кто-то брал, он в этом уверен, обшивную доску и снова положил ее на место. Оставалось выдолбить только один паз. Мы решили, что Бурсе надо доделать секцию и спрятать под верхней частью верстака. Но посоветовали ему положить на нее волосок, чтобы убедиться, брал ее кто-нибудь или нет. В шесть часов он выдолбил паз и ушел из столярки последним, чтобы удостовериться, что в ней никого не осталось, кроме надзирателя. Секция лежала под верстаком, а на ней волосок. В полдень я был в лагере и поджидал возвращения из мастерских бригады строителей. В бригаде числилось около восьмидесяти человек. Вместе со всеми пришли Нарик и Кенье, но Бурсе не было. Ко мне подошел один немец и передал тщательно сложенную и заклеенную записку. Я видел, что записку не вскрывали. Я прочитал: «Волоска нет, кто-то трогал деталь. Я попросил багра разрешить мне остаться в мастерских, чтобы доделать небольшой сундучок из палисандрового дерева, над которым я сейчас работаю. Я возьму деталь и положу ее в инструмент Нарика. Скажи им. В три они должны обязательно вывезти ее со двора. Может, мы опередим негодяя, который следит за нами».

Нарик и Кенье согласились. Они пойдут в первой шеренге строительных рабочих. Как только колонна поравняется с мастерскими, двое затеют драку перед воротами. Эту услугу мы попросили оказать нам двух корсиканцев с Монмартра – Массани и Сантини, приятелей Карбоньери. Они даже не спрашивали для чего – значит, так надо. Нарик и Кенье воспользуются этим спектаклем, чтобы побыстрее вывезти строительный материал. Для них важнее всего завершить работы в часовне, а потасовки как бы вовсе их не интересуют. Мы по-прежнему считали, что у нас есть еще шанс. Если все завершится успешно, я могу выждать месяц-другой, ничего не предпринимая. Конечно же, кто-нибудь один или несколько человек могли пронюхать, что готовится плот. Пусть теперь попробуют выяснить, кто это делает и где находится потайное место.

Наконец пробило половина третьего. Люди стали собираться на работу. Полчаса ушло на перекличку. Колонна по четыре в ряд двинулась к мастерским. Бебер Селье в середине колонны. В колонне восемьдесят человек.

Нарик и Кенье в первой шеренге, Массани и Сантини в двенадцатой, Бебер Селье в десятой. Мне казалось, что все задумано и устроено хорошо. Пока еще бо́льшая часть колонны будет разбираться за воротами, что произошло, Нарик в это время уже доберется до своего материала, инструмента и заветной детали. Бебер еще не успеет пройти ворота, как два корсиканца, словно сумасшедшие, с дикими воплями набросятся друг на друга. Все, естественно, остановятся, включая и Бебера, чтобы посмотреть, из-за чего весь этот сыр-бор.

Четыре часа. Все произошло как нельзя лучше. Деталь вместе со всем строительным материалом – в часовне. Ее не успели пока продвинуть дальше, но и это уже хорошо. Я отправился навестить Жюльетту. Ее не было дома. Возвращаясь в лагерь, я проходил мимо здания администрации. Там в тени под навесом стояли Массани и Жан Сантини. Их ожидал карцер. Каждый знал: именно этим все и закончится. Я подошел и спросил:

– Сколько?

– Неделя, – ответил Сантини.

Багор-корсиканец заметил при этом:

– Черт возьми, и не стыдно?! Люди из одной страны – и дерутся между собой.

Я вернулся в лагерь. Шесть часов. Бурсе пришел довольный. Он сказал:

– Я словно только что от врача, который сначала определил у меня рак, а потом сказал, что ошибся и со мной все в порядке.

Карбоньери и другие мои приятели пребывали в приподнятом настроении. Они поздравили меня с успехом и похвалили за организаторские способности. Нарик и Кенье тоже были довольны. Все шло прекрасно. Ночью я спал как убитый, хотя с вечера меня приглашали играть в карты, но я отказался под предлогом головной боли. На самом деле я просто валился с ног от усталости, но был страшно доволен и счастлив, что вот-вот мои старания должны увенчаться успехом. Самое трудное уже позади.

Сегодня утром Матье перенес последнюю деталь в сад и спрятал пока в стене, поскольку в это же время сторож на кладбище разметал дорожки у могилы. Было бы глупо соваться туда в его присутствии. Теперь каждое утро на рассвете я спешу туда с деревянной лопатой, чтобы подправить могилу. Я набрасываю на нее землю и аккуратно ровняю. Иногда прохожусь метлой по прилегающим дорожкам. Вернулся к своему постоянному занятию – чищу параши. Разумеется, оставил и дублера. Уголок золотаря очень удобен для хранения деревянной лопаты и метел.

Прошло четыре месяца с начала подготовки к побегу и девять дней, как мы получили последнюю секцию. Дожди идут реже – не каждый день и не каждую ночь. Все мои помыслы связаны с днями икс. Первый – когда последняя секция перекочует из тайника в стене в могилу, где она будет поставлена на место и свяжет все ребра жесткости плота. Это могло быть сделано только днем. И второй день – день побега. Второй не может сразу же последовать за первым, поскольку, вынув плот из могилы, нам предстоит еще набить его орехами и разместить запасы провизии.